Клад

– Не хочу я мараться в детской крови! – возмущенно забормотал второй справа. – Я, в конце концов, учитель!

– Тряпка ты! Которой доску вытирают! – буркнул третий слева.

– Товарищи, братья! Супербий, Аварус! Мы же договорились, чтобы без этого… без гадостей! Малой кровью, чтоб!

– А ты что предлагаешь-то? Отпустить? Чтоб он к нам уже военных привел?

– Нет, ну… пусть здесь посидит, связанный. Пока не закончим.

– Опасно.

– Все равно вето. Не по-человечески!

– Черт бы вас задрал! – зло выплюнул Супербий. – Значит, вето? Ладно, тогда вот вам мое решение!

Он сверкнул на Глеба линзами, высыпал из барабана все патроны, кроме одного. Крутанул барабан и вдруг, приставив дуло ко лбу Глеба, щелкнул курком.

Глеб даже заорать не успел. Между ног сделалось тепло.

– Ацедий!

Другой Кощей принял револьвер, покрутил барабан и, скорбно закрыв глаза, спустил курок.

Пусто!

У Глеба скрутило все внутренности. Сердце трезвонило. Не было сил даже разжать веки.

– Иратус!

Щелк!

– Везет чертенку! – фыркнул новый-прежний голос.

– Аварус!

Щелк!

– Инвидус!

Щелк!

Будь каждый такой "щелк" ударом плетью, Глеб был бы на седьмом небе от счастья.

– Луксурий!

Щелк!

Глеб знал, что сейчас умрет. Даже если выстрела не случится, сердце просто лопнет или выскочит через рот.

– Гулус!

– Н-не хочу! Нет! – заблеял кто-то над ухом. – Давайте, кто-нибудь вместо меня!

– Бери!

– Да какая разница-то?

– Давай, давай!

– О-ох…

Он с полминуты вздыхал и пыхтел, жамкая рукоятку в потной ладони.

В седьмой раз раздался страшный, но спасительный щелчок.

– Во те на!

– Бывает… – пожал плечами Супербий, заряжая обратно шесть патронов. – Раз в год и палка стреляет. И наоборот.

Лицо Супербия все-таки чем-то отличалось от остальных. Выражение на нем было каменное. Рот надменно изогнут. Глаза неподвижны, спокойны и злы, как у полночного филина.

– Страшно? – весело спросил он вдруг Глеба, которому минуту назад чуть не вышиб мозги.

Глеб не ответил.

– Кое-кому тут тоже за тебя страшно. Но не мне. То что ты жив – случайность, шутка провидения.

Глеб почувствовал, что уже видел раньше этого человека. Именно этого. Это он вел себя на уроках как высокомерный монарх и употреблял в речи фразы, какие Глеб встречал лишь у писателей прошлого века.

– Мы оставим тебя здесь. Может, чудо поможет тебе развязать веревки и выбраться. Но чтоб у тебя в мыслях не было нам мешать, мы тебе кое-что покажем.

– Кто мы такие, понял? – с ухмылкой спросил тот, кого, вроде, звали Аварусом.

– Мы, Глеб… э-эм… Мы все – это твой Константин Алексеевич! – объявил самый хмурый, многозначительно подняв брови. – Один человек. Одна личность. Не просто братья-семерняшки… Хотя, конечно, братья, но… более, чем.

Глеб непонимающе помотал головой.

– Каждый из нас единичка в числителе. А знаменатель – это школьный учитель К. А. Щепов, которого вы, индюки, Кощеем называете.

– Ладно, что ему, тупому, объяснять! – прервал главный. – Покажем!

Они закрыли глаза и впали в жутковатое подобие транса. Потом их веки разом раскрылись. Взгляды и лица стали неотличимы друг от друга.

– Хе-хе! – захохотали хоровым эхом все семь Кощеев. – Почище любой страшилки на ночь!

Они говорили и двигались одновременно. Словно один человек отражался в шестерых зеркалах и звучал из шести динамиков.

Супербий потрепал Глеба по голове, и параллельно с ним шестеро двойников потрепали пустое пространство перед собой.

– Ты не волнуйся, – продолжал говорить хор. – Мы не за фашистов и не за троцкистов, мы сами за себя. Мы, представь себе, свободный человек! Заберем то, что нам принадлежит и уйдем. Где ж тут преступление?

Шестеро смолкли и вновь закрыли глаза, погрузившись в забытье. “Живым” остался только главный.

Он глубоко вдохнул, расправил сутулые плечи. Размял шею, как человек, долго пребывавший без движения.

– А это, – теперь говорил только он один. – Чтобы ты до конца уразумел!

Он вынул из печки кочергу и без особых усилий согнул ее подковой. Потом схватил Глеба за ворот и поднял на вытянутой руке.

– Во мне сила семерых! – прорычал вожак, скаля желтые зубы. – И имя мне: Легион!

Глеб шлепнулся на пол, ударившись затылком о печь. Злодеи пришли в себя.

– Пошли! – бросил Супербий и, забыв про пленника, вместе с братьями покинул избу.

Лишь слабовольный Гулус мельком одарил Глеба сочувственным взглядом.

***

Глеб был один. Если не считать человеком то, что лежало рядом. Бывшего дядю Володю…

Сперва ему даже полегчало. Подумалось, что развязать веревки будет не так уж трудно. Он напряг мышцы, попробовал раз, другой, третий. Стер себе до крови запястья. Понял, что никакое спасение даром с неба не упадет.

Огонь в печке скоро потух. Нерадиво сделанная, плохо утепленная изба промерзала в считанные минуты.

– А-а гады! – заорал в отчаянии Глеб и принялся ерзать по полу, бессильно воя сквозь стиснутые зубы.

Больше все его бесил мертвец. Дядю Володю было жалко. Глеб уже решил, что, если выберется, расскажет всем, что старший лейтенант погиб как герой в неравной схватке.