Клад

I never knew scientists could rise to such occasions.	Я никогда не воображал, что человек науки может оказаться при подобных обстоятельствах на высоте.
Old Mangum orally labelled and classified Goodloe and myself easily among the lowest orders of the vertebrates; and in English, too, without going any further into Latin than the simple references to Orgetorix, Rex Helvetii-which is as far as I ever went, myself.	Старик Мангэм без труда устно определил нас с Гудло и наклеил на нас этикетку, из которой явствовало, что мы принадлежим к самому низшему отряду позвоночных; и притом еще он проделал это по-английски, не прибегая к более сложной латыни, чем Orgetorix, Rex Helvetii -дальше этого я и сам не дошел в школе.
And he told us that if he ever caught us around his house again he would add us to his collection.	Он еще добавил, что если когда-нибудь поймает нас вблизи своего дома, то присоединит нас к своей коллекции.
Goodloe Banks and I remained away five days, expecting the storm to subside.	Мы с Гудло Банксом не показывались пять дней, в ожидании, что буря к тому времени утихнет.
When we dared to call at the house again May Martha Mangum and her father were gone.	Когда же мы, наконец, решились зайти, то оказалось, что Мэй Марта и отец ее уехали.
Gone!	Уехали!
The house they had rented was closed.	Дом, который они снимали, был заперт.
Their little store of goods and chattels was gone also.	Вся их несложная обстановка, все вещи их также исчезли.
And not a word of farewell to either of us from May Martha-not a white, fluttering note pinned to the hawthorn-bush; not a chalk-mark on the gate-post nor a post-card in the post-office to give us a clew.	И ни словечка на прощание от Мэй Марты! На ветвях боярышника не виднелось белой записочки; на столбе калитки ничего не было начертано мелом; на почте не оказалось открытки - ничего, что могло бы дать ключ к разгадке.
For two months Goodloe Banks and I-separately-tried every scheme we could think of to track the runaways.	Два месяца Гудло Банке и я - порознь - всячески пробовали найти беглецов.
We used our friendship and influence with the ticket-agent, with livery-stable men, railroad conductors, and our one lone, lorn constable, but without results.	Мы использовали нашу дружбу с кассиром на станции, со всеми, кто отпускал напрокат лошадей и экипажи, с кондукторами на железной дороге, с нашим единственным полицейским, мы пустили в ход все наше влияние на них - и все напрасно.
Then we became better friends and worse enemies than ever.	После этого мы стали еще более близкими друзьями и заклятыми врагами, чем раньше.
We forgathered in the back room of Snyder's saloon every afternoon after work, and played dominoes, and laid conversational traps to find out from each other if anything had been discovered.	Каждый вечер, окончив работу, мы сходились в задней комнате в трактире у Снайдера, играли в домино и подстраивали один другому ловушки, чтобы выведать, не узнал ли чего-нибудь кто-либо из нас.
That is the way of rivals.	На то мы и были соперниками.
Now, Goodloe Banks had a sarcastic way of displaying his own learning and putting me in the class that was reading	У Гудло Банкса была какая-то ироническая манера выставлять напоказ свою ученость, а меня засаживать в класс, где учат
"Poor Jane Ray, her bird is dead, she cannot play."	"Дженни плачет, бедняжка, умерла ее пташка".