Кладбище погибших цветов

«Не сомневаюсь, что это печать его светлейшества, – выдал он наконец после нескольких минут гробового молчания, которое и я, и крестьяне вынуждены были хранить вслед за Германом. – Я видел ее лишь однажды. В деревню прибыли рекрутеры в надежде заполучить десяток-другой юношей призывного возраста. Мне было почти 15, потому я был в числе тех несчастных, кого обязали явиться на эту самую площадь для прохождения отбора. Многих выдернули прямо с полей, когда же осенний сбор урожая – крайне важное занятие, каждый день на счету. Вдруг неожиданный град побьет колосья, а неистовые ураганы унесут наши стога далеко за пределы долины? Как вы, Отто, могли догадаться, рекрутеров это не особенно волновало. Они потрясали бумагой, подобной вашей, с точно такой же печатью и требовали неукоснительного выполнения графской воли. Уверен, вам знакомо это чувство. Страх перед неизведанным, животный ужас перспективы оказаться в битве. Что хуже: вероятность никогда не вернуться к своим безнадежно стареющим, а оттого нуждающимся в опеке и защите любящим родителям. О да, вы понимаете меня, Отто. Вижу по недоумению и боли в ваших глазах. Вы стали жертвой системы. Той самой, которая заставляет двух королей без зазрения совести посылать насмерть тысячи и тысячи подданных ради своих неуемных амбиций. Система взяла и вывернула наизнанку все то, что мальчишка знал и ценил до попадания в рекруты. 25 лет службы не могли пройти даром, верно? Та самая система, что сломала мальчишке жизнь, теперь служит ему путеводной звездой. Потому с такой ненавистью вы глядите на простых трудяг, которым по большому счету невдомек, через какие невзгоды вы прошли и какие ужасные поступки могли наблюдать в военные годы. Я понимаю это, Отто. Потому и вы должны меня понять – я не мог допустить того, чтобы дюжина юнцов и их родители (в том числе мой батюшка) прошли через подобные испытания. Потому, прознав про ужасный приказ, я седлал самого резвого жеребца и что есть мочи помчался в лес. Полагаю, ты успел наслушаться баек о Вафтруднире? Он – добрый друг и покровитель этих мест. Если бы человеческие законы были более разумными и гибкими, мы бы безоговорочно признали его своим вождем. Защитником, коим он, по сути, и является. Добрый друг выручил нас в тот черный день. Откровенно говоря, одного его появления на опушке леса и громогласного клича было достаточно, чтобы вынудить рекрутеров в срочном порядке покинуть долину и вернуться на ту сторону реки. Графских послов с тех самых пор здесь не видели вовсе. Вы – первый человек, Отто, кто прибыл сюда по указанию его светлейшества. Чтобы заявить о своем праве на власть? Что ж, сейчас выясним.»

Герман в очередной раз развернул свиток и принялся внимательно его рассматривать. Но я его уже раскусил. Староста, поймав на себе мой пронзающий взгляд, поднял глаза, прищурился и расхохотался, да так естественно и непринужденно, что я было поверил в искренность этого смеха.

«Право слово, Отто, вы меня подловили. Я и вправду не обучен грамоте, хотя и было великое множество возможностей. Сразу вспоминается завет ныне покойного батюшки. Говорил он так: Герман, чертяка ты эдакий, возьмись, наконец, за ум и выучись чтению и письму! Иначе каждый встречный проходимец первым делом попытается тебя надурить.»

Староста тихо рассмеялся и спустился с трибуны.

«Признаться честно, я не сдержал обещание, данное отцу. Усилий моих хватило лишь на то, чтобы обеспечить жителям долины безопасную и вполне сносную жизнь. Но мой сын, Оле, грамоте обучен с ранних лет. Я озаботился тем, чтобы у нашей небольшой общины было надежное будущее и достойные лидеры. К слову, позвольте вам его представить, дорогой Отто. Мой сын, моя кровь и гордость.»

Герман похлопал златовласого пастушонка по плечу. Того самого, который не далее, как этим утром, раздражал мой слух своим невежественным пением. Юноша ухмылялся той же ехидной улыбкой, что и его верзила-папаша.

«Настоящим указываю, – громко и отчетливо принялся читать Оле, зажав то и дело норовивший свернуться в трубку пергамент между указательным и большим пальцами обеих рук. – Назначить Отто Р. полноправным землевладельцем за верную службу графу и его величеству королю с предоставлением ему права выбора любого неосвоенного земельного участка в долине между рекой и северными скалами графства, размером не менее двух тагеверков, но не более одного моргена, при этом вышеназванный Отто Р. наделяется правом самому определять место для земельного участка. Подпись его светлейшества графа и его же печать.»

Довольный своим мастерским, а главное, без запинок, прочтением, Оле свернул пергамент в тугую трубочку, ловко обернул в телячью кожу и обмотал шнурком.

В воздухе снова воцарилось гробовое молчание, но на этот раз я был ему даже немного рад. Все лучше, чем в ту же секунду оказаться распятым на трезубых деревянных вилах, которых в толпе крестьян было в избытке. Судорожно сжимая в ладони рукоятку кацбальгера, я покорно ждал вынесения приговора.