Кладоискатели (сборник)

Первое время Алёша подрабатывал грузчиком, или убирал со столов в открытых кафе, которых было много в парке. Потом наступили холода, и открытые кафе свернули, а внутрь стационарных заведений его не пускали. Он простудился и заболел, поэтому грузчиком работать уже не мог. Да и конкуренция там была среди граждан с паспортами, которые зарабатывали для своих семей. Алёша стал искать в парке бутылки и сдавать их. Питался преимущественно с помоек. Он построил себе из досок, продуктовых ящиков и прочих подручных материалов шалаш. Утеплил его пенопластом, приволок со свалки старый диван. Кипятил на костре чай в выкинутой кем-то ещё не дырявой кастрюле. Осень так можно было переждать. А вот зимой в шалаше смерть. Попробовал сунуться в подъезды и подвалы, но все вакантные места там были заняты. Оказалось, что у бомжей есть своя иерархия, что они друг друга все знают, даже создают семьи. О восстановлении паспорта он уж и не думал. Куда он в таком виде сунется? Стыдно. Так Алёша окончательно стал бродягой. Одно время он даже свыкся со своим положением. А что? Заботы только о том, чтоб согреться, поесть, чтоб очень уж больно не били, чтоб портвешок был или водочка. Водочка зимой особенно хороша, портвешок же круглогодично! Научился попрошайничать. Мир не без добрых людей! А летом и искупаешься, и фруктов поешь. Исходил он весь город. Знал почти весь бродяжий мир. Часть бомжей старались за ночлежки держаться, за больнички. А он предпочитал на воле жить. Один раз ему удалось даже в подвале многоквартирного дома на зиму устроиться. Там у него и кипятильник был, и электроплитка. Вполне сносное жильё без квартплаты. Но всё чаще его охватывало тяжёлое уныние. Он вспоминал свою мать, как она собирала его в школу, или в секцию по плаванию и мечтала, что Алёша у неё вырастет добрым, умным, сильным, станет хорошим специалистом, а потом родит ей внуков, и она о них также будет заботиться. Алёша всегда рос чистым, ухоженным, каждый день менял бельё и рубашку. А теперь? И главное, он не мог найти возможность выйти из этого положения. Стали даже появляться мысли о самоубийстве. Но в такие моменты в его памяти всегда всплывало лицо матери, и её губы шептали: «Грех, грех то какой». Так говорила мать о повесившемся соседе.

Алёше захотелось уединения. Захотелось побыть один на один со своими мыслями. И он решил пойти из города и поселиться где-нибудь в лесу около деревни. Так и набрел на наше село. Построил в лесу шалаш. Наблюдал, как мы начинали работы по восстановлению храма. Присоединиться постеснялся. Но зато когда они застопорились, взялся за дело. Он решил для себя, что будет работать, несмотря на приближающиеся холода и плохую погоду, и если суждено ему будет заболеть и умереть, то это не будет самоубийством. Он же не сам на себя руки наложит, а Бог душу возьмёт. И ещё рассудил Алёша, что лучше уж при богоугодном деле помереть. Может быть, Бог за это какие грехи ему простит! И так появилась у него надежда. Он ухватился за эту полуразрушенную церковь, как за соломинку утопающий. Дел тут огромное множество, конца-края не видно. «Только бы не прогнали, только бы не прогнали» – переживал он. «Какое там прогнали!» – улыбнулся Семён Ефимович, доставая из печки чугунок. Батюшка ему и шалаш недалеко от храма разрешил построить, и с участковым договорился, чтоб не трогал. А местные бабки ему еды давали.

– Что это ты такое интересное рассказываешь? – спросила Полина, которая уже минут пять стояла в дверях и слушала. Следом вошёл Константин.

– Проходите, проходите к столу, а то остынет, – Семён Ефимович раскладывал в тарелки жаркое.

– Я помогу, – спохватилась Полина, и быстро нарезала овощи и хлеб.

– А дальше, дедушка!

– Дальше всё хорошо сложилось. На зиму Алёшу одна сердобольная бабуля к себе в хлев поселила. Ох уж он радовался. И работал от зари до зари, что называется. Всю грязную работу делал. Бомжу, говорил, бомжовое! А глаза его всё больше прояснялись. Из мутных, бегающих, всегда смотрящих куда-то в пол или в сторону, они становились ясными, неподдельной радостью искрились!

– Ох уж и искрились? – чуть насмешливо спросила Полина.

– Искрились, Поленька, искрились! Следуя его примеру, и мы все за работу взялись. А тут и спонсоры, как теперь говорят, нашлись. Так храм и отстроили.

– Наворовали, небось, деньжат, а теперь грехи замаливать! – прокомментировал Костя.

– Наворовали, не наворовали, откуда мне знать?! Да и тебе тоже. А храм стоит. А если наворовали, так что ж теперь, не замаливать?

– А Алёша?

– А Алёша теперь Алексей Гаврилович, ему паспорт выдали. Батюшка выхлопотал.

– И где он теперь?

– Да при церкви старостой, сторожем, работником и всем кем надо. Батюшка ему и псалмы читать доверяет!

– Я в трамвае ехала, – вспомнила Полина, – заходит такой же «Алёша». Пол трамвая врассыпную, а он сидит себе, «благоухает». А ногти, папа, это ж ужас и стыд!