Кладовая солнца. Повести, рассказы

Знаменательно, что канал ведется там, где когда-то Петр, великий преобразователь России, прокладывал свою «осудареву дорогу», соединяя Белое море с Балтикой. Фигура царя-реформатора активизирует не только исторический контекст, но и литературную традицию. Наиболее значим для Пришвина диалог с Пушкиным, поставившим вопрос о соотношении личности и государственного блага. «Медный всадник (Надо) есть образ безличный, образ человеческой необходимости, через который должен пройти каждый человек и сама стихия. Он прав в своем движении и не он будет мириться, а с ним будет мириться „стихия“ путем рождения личности», – размышляет писатель в дневнике. Избранный исторический материал, трагический и противоречивый (разрушение самобытных устоев жизни староверов, насилие над природой, труд заключенных), не желал укладываться ни в идеологические схемы, ни в сказку, работа шла мучительно и долго, что отражают дневниковые записи, «леса к роману», как называет их Пришвин. Показательно упоминание в дневнике еще одного литературного собеседника: «Кто я такой, дерзнувший без Вергилия странствовать по аду?» Пришвин отдал роману много сил и времени, но сам понимал его неорганичность. Порой конструкция берет верх над художественными образами, и они получаются схематичными и слабыми. Так, герой-преобразователь, воплощение государственной воли, который, подобно Петру, может «одним движением руки» бросить в лес тысячи заключенных, носит говорящую фамилию Сутулов. Он явно неубедителен, как и подросток, увлеченный идеей «стать начальником», прислушивающийся, как передается по телеграфным столбам гул власти. А порой язык образов, словно вырываясь из оков конструкции, говорит сам за себя и противоречит «идее». Заблуждавшийся и заблудившийся, Зуек едва не погиб от потопа, в котором слились и весеннее половодье, и человеческая воля, остановившая водопад. Но он, как новый Ной и Робинзон, спасается вместе со зверьем на плавучем острове и счастливо воссоединяется с пароходом «Чекист», на котором его ждут смирившие стихию победители. Этот остров спасения назван «всадником без головы», призраком, являвшимся то тут, то там, – и этот призрачный всадник без головы бросает свою страшную тень на победу другого, Медного всадника.

«Осудареву дорогу» так и не удалось опубликовать, несмотря на многочисленные попытки угодить редакторам. Пришвин принимается за новую повесть, в которой пытается соединить сказочное и современное, советское. В «Корабельной чаще» дети идут искать отца, не погибшего на войне, но и не спешащего к ним, так как он ищет материал для авиационной фанеры. В финале, как и положено в сказке, все спасены. Воссоединяются и дети с отцом, и старые друзья, спасена и Родина, потому что война кончилась. А раз фанера больше не нужна для победы над врагом, спасена от гибели и заповедная Корабельная чаща. Но «Корабельная чаща» тоже не удовлетворила ни строгие редакции, ни самого Пришвина: «Мои герои – простаки новой повести – начинают и мне казаться неправдоподобными, а я сам себе – как неудачно приспособляющийся к текущему времени». Советская сказка не складывалась.