«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

Где свобода и возможность распоряжения вещами у одной личности становится причиной того, что для другой личности шансы получения делаются менее благоприятными, там уже точка зрения простых взаимных трений недостаточна для полной оценки явлений. В этих, по-видимому, добровольных соглашениях необходимо тогда оттенить социальную или, лучше сказать, антисоциальную сторону. Кроме того, надо обратить внимание на то, что естественные и производственные шансы как внешние основания, конечно, играют свою роль в этих личных договорах, но что человеческий произвол старается по возможности избавиться от таких влияний, если только они не служат ему в пользу; он часто думает только о беспощадном использовании личных особенно выгодных обстоятельств.

Отсюда возникают социальные подделки ценностей, в основе которых не лежит никакой правильной оценки, но лишь косвенное принуждение, если не прямо – обман.

Раньше еще я квалифицировал все эти мнимые факторы ценностей и цен, как факторы специфически-социальные. Единственное, что, казалось, могло помочь здесь, было преобразование самого общества путем уничтожения дурных средств и путем устранения положений, с одной стороны, слишком сильных, с другой стороны, слишком слабых. Для более определенного ответа на вопрос, как преобразовать, не было более специальных указаний, по крайней мере, их не было для прямой цели – держать в надлежащих границах установление ценностей и цен.

Ныне же понятие о социальной ценности, которое со своей стороны основывается на понятии о социальных предприятиях, может быть дополнено еще более определенными идеями об антиправомерной и правомерной социальных ценностях. Этим наносится удар всему, что в косвенно экономических отношениях стремится рассчитывать только на голую силу или даже стремится предоставить простор всяким обманным уловкам. Поскольку и где, вообще или в отдельных случаях, может быть строго соблюдена и проведена на практике социальная справедливость, там примут надлежащий вид и эквиваленты взаимных услуг. При таком предположении понятие о справедливой ценности должно стать чем-то вполне самостоятельным; оно не будет уже подвергаться унизительному упреку в том, что имеет в виду какую-то химеру, а именно вечно неуловимую связь между правильным хозяйством и действительным правом.

Если бы даже подобная связь была действительно химерой, то рыбьим хвостом этого чудовища оказалось бы само народное хозяйство; ибо верхней частью, имеющей вид человека или красивой женщины, осталась бы, во всяком случае, справедливость, от которой люди не захотят отказаться ни при каких отношениях. И потому вину за невозможность соединиться в одно тело со справедливостью народное хозяйство, с его рыбьей натурой, должно было бы взять на себя. Будет ли рыба хищной или ручной, это все равно: в рыбьем царстве проглотить или быть проглоченным – основной закон и древний обычай. Поэтому с моим требованием принципиального расширения справедливости не я являюсь лицом, сколько-нибудь ответственным за дисгармонию, еще господствующую фактически в обеих областях мысли. Слияние может быть лишь делом будущего, и нужно будет позаботиться о том, чтобы не только народное хозяйство сделать справедливым, но и справедливость сделать народно-хозяйственной.

5. Если вдуматься в схему только двух лиц, то окажется, что конкуренция на каждой стороне исключена и что каждая из сторон может вести себя так, как если бы она была монополистом. В этом смысле обе роли одинаковы; каждая сторона представляет собой как спрос, так и предложение. Конечно, это обстоятельство лишь немного ограничивает эгоизм и связанную с ним несправедливость. Уже гораздо более влиятельной будет увеличившаяся на обеих сторонах конкуренция, если предположить большое число предлагающих и спрашивающих. В этом случае один другому мешает своей конкуренцией заявлять слишком немудреные требования. Справедливой воли может здесь и не оказаться налицо, но все-таки будут возможны ограничения в смысле хозяйственного права.

Но конкуренция должна быть свободной и, кроме того, по возможности равной. Таким образом, мы встречаемся здесь с фундаментальным принципом общения. Всякое затруднение свободной и равной конкурренции является одновременно ущербом и для правильных соотношений между ценностями и ценами.