Клаудиа, или Дети Испании

— Как неудачно, что вы отстали от нашей экскурсии — дворец удивительно не похож на… — начал растерявшийся Мануэль, но за спиной его послышался шорох платья, и резкий голос Альбы произнес:

— Оставьте, Годой, — усмехнулась герцогиня, внимательно разглядывая сразу же остановившуюся девушку. — Я думаю, они не столь любопытны, как вы, и не с таким пылом интересуются интимными деталями моего туалета.

— Вы хотите сказать, Ваше Сиятельство, — вдруг с улыбкой обратилась к ней Клаудиа, — что демонстрировали его сиятельству ваш гардероб?

— Ах, моя милая, — рассмеялась Альба, — до гардероба мы даже не дошли. Его сиятельству хватило и того, что на мне…

Фердинанд незаметно отошел в сторону и с большим любопытством стал наблюдать за происходящим. Он прекрасно понимал, что уж его-то эти господа стесняться не станут и предвкушал редкостное развлечение.

— Дорогая, герцогиня шутит, — задыхаясь от ярости, прервал Альбу Мануэль. — Мы в самом деле решили осмотреть и альков…

— Где наш непобедимый генералиссимус проявил такое горячее любопытство, что постель, пожалуй, до сих пор еще пышет жаром, — все так же смеясь и не сводя глаз с Клаудии, продолжала герцогиня. — Но, кажется, уже поздно, а наш десерт так и остался нетронутым. Я думаю, не стоит возвращаться к несколько неудачному началу — лучше перейдем в одну из малых гостиных, где дам давно ждут вино и фрукты, а мужчин сигары и ликеры, — нисколько не смущаясь молчанием, встретившим ее последние слова, добавила она и, не оглядываясь, вышла из столовой, отчетливо стуча каблуками. Мануэля передернуло, словно от зубной боли.

Все трое молча проследовали за Альбой, как загипнотизированные, не отрывая глаз от наспех повязанного красного банта у нее на спине. Почему-то этот шелковый бант больше всего раздражал Фердинанда, и с каждым шагом принц злился все больше, не зная, как теперь выпутываться из дурацких игрищ двух первых распутников королевства, а главное, как защитить юную, столь очаровавшую его девочку, от этой старой ведьмы.

Клаудиа, спокойно двигавшаяся теперь вслед за всеми лишь благодаря недюжинной силе воли и железным урокам герцогини д'Эстре, выглядела спокойной и всячески пыталась собраться с мыслями. Девушка старалась не думать пока о своей поруганной любви, понимая, что подумать об этом у нее еще будет достаточно времени, быть может, даже слишком много. Теперь же всю силу своей натуры она должна бросить не на месть предавшему ее Мануэлю, а на отражение прямого и открытого вызова герцогини Альбы. Что еще там приготовила она на десерт? Если Клаудиа сейчас спасует, отступит, сдастся, то на ее придворной карьере можно будет тут же поставить крест. Годой, как бы ни был увлечен ею, отступится от нее, едва только увидит ее посрамленной, а защитить ее от Альбы сейчас не сможет ни он, ни даже Фердинанд. Рассчитывать приходилось только на свои собственные силы. Клаудиа на мгновение зажмурилась и увидела перед собой темное печальное лицо отца, покрытый копотью, в нескольких местах потрескавшийся герб рода де Гризальва над старым очагом их дома в Бадалоне — и две скрещенные шпаги словно пронзили ее сердце.

Порог зеленой гостиной она переступила уже не растерянной девушкой, а женщиной, готовой отвечать за каждое свое слово и каждый свой поступок. Золотая пелена, полгода закрывавшая эти горячие глаза, упала, и, может быть, в первый раз Клаудиа ощутила себя не просто маленькой Клаудитой, а Клаудией Рамирес де Гризальва. Впрочем, для начала она решила, что избранная ей с самого начала тактика — оставаться спокойной и предупредительной, несмотря ни на что — пока еще вполне уместна. Ни в коем случае нельзя позволить вывести себя из равновесия. Альба ведь тоже ни на йоту не отступает от своего эффектного поведения, и в этом перед ней пасует даже сама Мария Луиза.

Но трудность задачи только еще более вдохновила Клаудиу.

Отвратительнее всех, пожалуй, чувствовал себя Годой. Ему вдруг вспомнилось, как Женевьева с самого начала предупреждала его о ловушке, как он хорохорился в связи с этим и как легкомысленно воскликнул: «Какие глупости, Жанлис! Да и что она может сделать?». Вспомнив свою жалкую фразу, Мануэль едва не прикусил губы. Но что делать теперь? Перед такими женщинами, как Альба, бессильны все, разве кроме какого-нибудь Пепе Ильо, который мог бы запросто осадить герцогиню, как зарвавшуюся маху. Но даже Пепе теперь гниет в могиле отчасти по ее вине… Мысль о могиле, пришедшая ему в голову уже второй раз за эту ночь, неприятно поразила Мануэля, человека несуеверного, но, как все испанцы, умевшего видеть знаки, даваемые свыше. И надо же было ему вчера столкнуться с этой проклятой герцогиней на Санта дель Соль!