Клаудиа, или Дети Испании

— На что я вам отвечу следующее: пока гвардеец войдет, вы уже будете мертвы. — И Педро, умевший двигаться молниеносно, в мгновение ока приставил прямо к горлу сидящего валета наваху. Тот скривился, но не дрогнул. — Затем я сдамся вашей охране и получу награду у вашего хозяина за устранение французского шпиона. Он — человек разумный и предпочтет лучше остаться с известной особой, чем бороться за сомнительную честь трупа, до которого здесь нет никому никакого дела. Но это не главное, — сказал он затем, отступив на шаг и убрав нож, — кроме перстня, есть и еще одно очень важное и живое доказательство, заполучить которое вам не удастся никак.

Лицо Браулио стало серым; он был потрясен, уничтожен, раздавлен. Да, он выяснил, откуда девчонка знает тайну. Но лучше бы он никогда не выяснял этого, ибо это ставит теперь под угрозу его собственное дальнейшее существование.

— Проклятая ведьма! Ведь она утверждала, что девчонка…

— Да-да, прелестная девчонка, голубоглазая, как… Скажем, как небеса над Бадахосом, — и после этого Педро вполне добродушным тоном добавил. — Итак, доблестный мсье Браулио, у вас положение незавидное. Вы обо мне ничего не знаете, мой же хозяин знает о вас все. И если вы вдруг совершите что-нибудь такое, что может ему не понравиться, вас тут же уберут, как французского шпиона. И ваш хозяин только скажет нам за это спасибо.

— Послушайте… Но…

— Но успокойтесь. Мы занимаемся отнюдь не вашей персоной, и нас пока вполне устраивает нынешнее status quo. Для чего — вам знать необязательно. Поэтому отдайте мне компрометирующие документы и передайте интересующейся особе вот этот перстень. — Педро снова сделал длинную паузу, а через несколько мгновений, все так же твердо посмотрев в уже явно испуганные глаза серого человека, спросил: — Так вы согласны на мое предложение или вам больше по душе другие варианты?

Вместо ответа Браулио встал и, отперев ореховое бюро, достал оттуда лист веленевой бумаги.

Педро взял лист, внимательно прочитал написанное, почти весело усмехнулся и спросил:

— И это все?

— Да, все, — хрипло выдавил валет.

Посмотрев ему в глаза Педро понял, что он говорит правду, и, протянув было валету перстень, вдруг передумал.

— Впрочем, зачем он вам. Я лучше сам все объясню известной особе, и избавлю вас от этой неприятности. — Педро сунул перстень в карман и весело спросил. — Послушайте, Браулио, у вас есть вино?

— Разумеется, — растерянно ответил тот.

— Тогда давайте выпьем за воскрешаемость мертвых и за смертность живых, а?

Браулио молча наполнил бокалы темным бордо.

— Какая кислятина эти ваши французские вина! — Педро развязно хлопнул валета по плечу. — Не расстраивайтесь, старина. Может быть, когда-нибудь вы вспомните обо мне и этом моем посещении с благодарностью. А теперь прощайте.

* * *

Все утро третьего дня Клаудиа провела, запершись у себя в кабинете. Ни от Педро, ни от Аланхэ никаких известий не было. Она привела в порядок все свои бумаги, что-то сожгла, что-то аккуратно сложила и написала короткую записку, в которой просила отдать все свои наряды — горничным, а все драгоценности — герцогине Осунской. Теперь оставалось самое сложное: написать письма Мануэлю и Педро. Впрочем, писать последнему было невозможно, она не могла подвергать риску ни его, ни Хуана. Клаудиа взяла перо и глубоко задумалась…