Клаудиа, или Дети Испании

— Вы все еще сомневаетесь в моих способностях…

— Пожалуй, уже нет, но принцу всегда нужны доказательства, такой уж он у нас матерьялист, — ухмыльнулся герцог и указал куда-то в дальний угол двора, где в клубах пыли возились конюхи. — Видишь, какая там поднялась пылища? Эта скотина испортит сегодня всю охоту его величеству — раскапризничалась, как… королева. Смотри, как беснуется и не дает увести себя. Иди-ка, приведи ее в чувство.

— Как давно она здесь? — как бы небрежно поинтересовался Педро.

— Да так, с некоторых пор…

— И репу пробовали, и битый кирпич? — Педро позволил себе нотки знатока, но в ответ получил не менее профессиональное:

— И даже волка со сладкой водой.[114]

Последнее средство считалось самым радикальным, однако отступать было уже поздно.

Педро усмехнулся, изображая превосходство старика над глупыми детьми, и решительно двинулся прямо к облаку пыли. Он шел, не оглядываясь, и вполне равнодушно думал о том, что, может быть, через несколько минут закончится его так удачно начавшаяся новая карьера, и ему, в лучшем случае, придется все же покинуть Мадрид… Неожиданно из белой мучной взвеси на мгновение мелькнул до боли знакомый горбоносый профиль.

— Эрманита! — забыв обо всем, крикнул Педро, и в ответ раздалось неуверенное робкое ржание. — Эрманита, девочка моя! — И в следующую же минуту он грубо растолкал конюхов, обругав их последними словами, взял поводья и на мгновение прильнул губами к бархатному уху своей красавицы, уже однажды так успешно спасшей его и вынесшей со двора коварного кардинала. Затем одним ловким скользящим движением он вскочил прямо на незаседланную кобылу, и вновь прижался лицом к горячей, влажной, капризно выгнутой шее. — Милая моя, сладкая… — Он дрожащими пальцами гладил вздрагивавшую в ответ на его ласку тонкую кожу и все шептал и шептал в напрягшееся резное ухо. — Ты здесь, ты жива… Эрманита…

Когда же удивленные видом отстраненных конюхов, тот час же вылетевших из пыльного облака, принц Фердинанд и Уруэнья подошли поближе и увидели Педро, горделиво восседающего верхом на смирно стоящей, хотя все еще и нервно вздрагивавшей и фыркающей кобыле, сидящий на ней юноша даже не обернулся в их сторону, задумчиво глядя куда-то поверх голов.

— Смотри-ка, не соврал! И впрямь тот мой подарок «душа его души», — удовлетворенно и с явным облегчением выдохнул Фердинанд. «Похоже, на него действительно можно положиться, — подумал при этом он, а затем его пронзила дикая, болезненная зависть. — Надо же, этого красавца любят даже животные…»

С того дня Педро не расставался с Сестрицей ни на день.

* * *

Соскучившаяся по просторам Эрманита быстро добралась до полей, за которыми начинались развилки в южные предместья, и остановилась, вопросительно повернув голову. Педро ласково потрепал ее по шее:

— Давай-ка вон туда, — и они легкой рысью двинулись в сторону Кампаменто.

Дорога оказалась почти пустынной, а редкие путники, издалека завидев всадника в форме цагуанете, справедливо пользовавшейся недоброй славой, жались поближе к обочинам и старались побыстрей проскочить мимо. Сумерки все плотнее обнимали землю и грозили вот-вот перейти в полную непроглядную ночь. Педро уже довольно долго петлял по неказистым кривым улочкам предместья, но не видел не то что столь необходимой ему теперь ведьмы, но и вообще никого. Не было нигде видно и одичавших миндальных деревьев. Впрочем, теперь Педро было уже не тринадцать лет, хотя времени, как и тогда, в запасе практически не оставалось. И все же он, не спеша, проезжал по улицам, заворачивал за полуразрушенные каменные ограды и нагло заглядывал в лицо случайным редким прохожим. На небе ярко высветились звезды, а он все кружил на недоумевающей Эрманите по Кампаменто. Кобыла косила шоколадным глазом и нетерпеливо всхрапывала, словно о чем-то спрашивая. Наконец, Педро пришла в голову та мысль, которая неизбежно в конце концов посещает всех людей, тонко чувствующих природу и животных — он бросил поводья и похлопал лошадь по холке.

— Иди сама, моя красавица, иди! Быть может, ты лучше меня знаешь, куда нам надо.

И кобыла, как ни странно, вдруг уверенно затрусила вперед, как будто только и ждала подобного приказания.

Через пару минут они выехали из предместья и стали спускаться по глинистой тропинке, петлявшей между дубами. Недавно прошедшие дожди не оставили и следа на растрескавшейся жадной земле, но по кустам еще стоял аромат мокрого можжевельника и ковыля. Внизу тропинка совсем сузилась от наступавших с обеих сторон зарослей ежевики и папоротника, и в ноздри Педро ударил резкий запах прелой древесины. Вдали в черневших диких каштанах кричали ночные птицы. Юноша поежился, но поскольку Эрманита шла по-прежнему легко и уверенно, поводьев так и не взял.

Вот они подъехали к каштанам, между которых оказался высохший пруд, а дальше уступами поднимались заброшенные виноградники и действительно одичавшие миндальные деревья.