Клаудиа, или Дети Испании

— К маме? — удивился мальчик, и у Педро все вновь поплыло перед глазами. Неужели это тот самый ребенок, из-за которого… Да, разумеется, кердо не имеет к нему ни малейшего отношения… Но Пепа? Педро заставил себя до малейших подробностей вспомнить обличье графини, которую видел всего несколько раз. Лицо, несколько округлое, простое с несколько широковатым носом, белоснежная кожа, очень пышная грудь… нежные пепельные волосы — или пудра?.. а глаза? Да… серые… серые… — Да вам опять дурно! — воскликнул мальчик и, вытащив из кармана шелковый платок, резким, до боли знакомым движением развернул его.

— Возьмите, вы весь в поту.

— Постой, все нормально, все даже отлично, малыш. Скажи-ка мне лучше, как тебя зовут, и когда ты появился на свет, чтобы украсить собой этот темный и мрачный город?

Теперь смутился мальчик.

— Как, сеньор, разве вы не знаете, что меня зовут Игнасио Рамон Хесус Йольди… граф де Кастильофель, — с небольшой заминкой докончил он. — А родился я шестнадцатого апреля тысяча восемьсот девяносто четвертого года от рождества Господа нашего…

Но Педро не дал ему договорить и, неожиданно подхватив на руки, прижал к себе изо всех сил.

— Игнасио! Неизвестный[112]! Неведомый малыш! Как я люблю тебя! — горячо шептал юноша, спрятав лицо в волосах ребенка.

Но мальчик решительно высвободился из медвежьих рук странного незнакомца.

— Вам, кажется, нужна была мама, сеньор? Она, скорее всего, на втором этаже, в китайском кабинете. — И, демонстративно усевшись в кресло, юный граф Кастильофель снова занялся своей книгой.

Педро, шатаясь, как пьяный, отправился на второй этаж. Он шел, не видя ничего вокруг, и вновь свежий апрельский ветер омывал ему лицо; а затем… бросал ему пыль в глаза на пустынной Сарагосской дороге; он лениво колыхал темные воды Эбро и проносился над головами молящихся в пустынном соборе Пресвятой девы дель Пилар… Он приносил с собой грохот копыт, писк новорожденных ягнят и скрип деревянного ящика на морском берегу… И Педро, задыхаясь, рванул на груди шнуровку.

* * *

Пепа действительно оказалась в китайском кабинете, который, правда, скорее, напоминал будуар. Графиня Кастильофель полулежала на хрупком лаковом диванчике с драконами вместо ножек. Едва Педро появился на пороге, она лениво протянула ему руку, почти до плеча выскользнувшую из рукава изумрудного халата.

— Ах, вот вы какой, дон Санчес! — жеманно протянула она. — И впрямь — черничка!

Педро смотрел на как бы случайно демонстрируемые прелести и никак не мог решить только одного: до или после? Однако, будучи настоящим рыцарем удачи и учеником китайского мастера, всегда говорившего, что ничего в жизни не происходит случайно и ничто не повторяется дважды, мягко и по-кошачьи скользнув вперед, прильнул губами к розовому колену.

Отдаваться Пепа умела и любила, а потому поболтать они смогли только под утро.

— Как это, служа у такого ублюдка, ты не превратился в его подобие! — вполне искренне рассмеялась она, наматывая на пальцы синеватые в предрассветной мгле локоны, а Педро с холодной жадностью рассматривал все изгибы, все краски и линии ее лица. Нет, ничего, ничего даже близко напоминающего… — Я даже умудрилась забыть, что, в общем-то, звала тебя совсем не для этого. — Педро никак не отреагировал на такое вступление и только томно потянулся. — Ты же знаешь, — вдруг, наклонившись над ним, жарко выдохнула она, — Мануэль разлюбил меня! Он проводит дни и ночи у этой своей француженки, а я… — Тут Пепа вполне натурально всхлипнула. — Что я без него? Самозванка, графиня, чьему титулу знает здесь цену последний чисперо! Меня даже толком не принимают при дворе. Мне нужно вернуть его, понимаешь, очень нужно!

Педро приготовился совсем к другому разговору и потому даже несколько растерялся.

— Но я-то тут при чем? Если тебе было хорошо со мной, я готов приходить сюда хоть каждую ночь, но вернуть тебе премьер-министра я не в силах. — «Какая злая ирония, — меж тем думал он. — Вот мы лежим с ней после ночи любви и мечтаем только об одном — как разлучить другую пару… Если бы она знала, что в этом я готов способствовать ей, как только могу!»

— Нет-нет, ты можешь! Именно ты! Скажи, ты веришь в любовные зелья?

«Что за дурацкий разговор!» — подумал Педро, а вслух произнес:

— Но ведь это пахнет известными подвалами.

— Если все делать так, как нужно, тайно, то ничего! Честное слово, ничего! Есть люди… Они могут все… Корни, травы, вынутый след… Когда-то давно, очень давно была одна женщина… — Педро мгновенно насторожился и еще крепче притянул к себе податливое тело. — Она буквально творила чудеса… Ты, я знаю, бываешь везде, все знают о черных мессах инфанта… Найди мне ее, Санчо!

Восторг близкой победы заливал душу Педро. Неужели его смутные догадки и последнее внезапное озарение оказались истиной?!

— Но как я стану искать неизвестно кого и неизвестно где? — почти ласково упрекнул он лежавшую в его объятиях женщину, расчетливо позволяя Пепе говорить только в короткие промежутки между поцелуями.