Клаудиа, или Дети Испании

— Но я знаю… знаю. Ее можно найти, то есть можно было найти… в предместье Кампаменто… там, где одичавшие миндальные деревья… Такая высокая, глаза в пол-лица, ужас!

— А если спросить, то кого? — все еще не веря удаче, уточнял Педро, боясь только одного, чтобы заветное имя не слетело у него с губ раньше.

— О, я не могу, не могу, Санчо… Ты сам увидишь и скажешь только одно: площадь Альмиранте у святого Иосифа. Приведи ее ко мне, приведи, как хочешь, хоть силой! Я дам тебе денег, сколько тебе нужно…

И, вновь овладевая Пепой, Педро все же успел попросить ее назвать имя, и вытянул, вынудил, выудил прерывающийся шепот, от которого сердце его едва не выпрыгнуло из груди — Пре-сен-та-си-о-на-та…

* * *

Времени оставалось мало. Весь следующий день после ночи у Пепы Педро был занят делами принца и не мог вырваться из дворца ни на шаг. Единственное, что ему удалось сделать за это время, лишь переброситься несколькими словами с Уруэньей о Браулио, пока они сидели вдвоем за карточным столиком и ожидали окончания обеда принца.

— Говорят, если в бокал с вином залетела муха, то кастилец попросит заменить бокал, арагонец выпьет вино вместе с мухой, а каталонец вытащит муху и заставит ее вернуть в бокал то вино, которое она уже успела проглотить, — осторожно начал Педро, припомнив старый испанский анекдот. — А я вот тут как-то видел мельком этого безликого годоевского прихвостня, и, право, затруднился бы сказать, к кому из выше названных представителей нашей благословенной страны его можно было бы отнести. Одно могу сказать точно, он не мадридец, для этого не надо и к гадалке ходить.

— Потому что мадридец выпьет вино вместе с мухой и в виде компенсации потребует подать еще такой же, — зевая, ответил герцог. — Так ты имеешь в виду этого странного типа Браулио? И верно, весьма темная личность. Не удивлюсь, если вдруг однажды выяснится, что он и вовсе не испанец, а французский шпион.

— Да уж, нашего славного премьера можно обвинить в чем угодно, только не в проницательности.

— Что верно, то верно. Я бы на его месте давно уже познакомил бы этого мерзавца с нашей прелестной Санта Касой[113].

Педро подумал, что, в крайнем случае, можно составить пару доносов и дело окажется в шляпе. Однако это требует времени, да и противно его природе; юноша привык действовать стремительно и по-мужски. А потому разговор с герцогом Уруэньей насчет валета Годоя он счел целесообразным на этом и закончить, ибо уже прекрасно понял, что большее не узнает ничего интересного, а привлекать излишнего внимания своим интересом не стоило.

Утром второго дня он заявил, что подвернул ногу и потребовал отдыха. Лежа у себя, Педро смотрел на сначала густо желтеющий, потом розовеющий и синеющий воздух за окнами и ждал того самого вечернего часа, когда все предметы начинает окутывать призрачная дымка — легкого часа любовников и воров.

Он прекрасно понимал, что ведьма нужна Пепе совсем не для того, чтобы приворотить Мануэля. «Ей не дает покоя мысль, кто мог выдать ее тайну Клаудии, — размышлял он. — Для меня этого вопроса не существует. Клаудита достаточно проницательна, чтобы сразу же обнаружить эту истину. Однако, судя по всему, она даже не подозревает, кто именно отец этого мальчика». И Педро, искренне пообещавший Пепе поспособствовать ей в возвращении любви дона Мануэля, решил все же за оставшееся время попробовать разыскать старую повитуху, хотя и совсем не ради Пепеных целей.

Вот, наконец, колокол дворцовой церкви отбил половину седьмого, и Педро, надев форму цагуанете, смешался с солдатами, кишащими в этот час на лестницах и в переходах. Незаметно выведя свою Эрманиту из королевских конюшен, о чем поставил в известность лишь глубоко преданного ему конюха, он быстро спустился по узкому переулку, вышел в парк и поспешил прямо на север. Верная Эрманита прекрасно знала все городские пути, и потому Педро мог спокойно предаваться мечтам или воспоминаниям, из чего обычно предпочитал последнее. Но мечты его всегда оказывались слишком несбыточны.

У него в памяти навсегда остался тот день, когда на следующее утро после столь удачно инсценированного им покушения на его высочество они втроем пришли в королевский дворец и сразу же направились в огромный внутренний двор. Там конюхи выводили лошадей, которых готовили к охоте его величества. Инфант и герцог замедлили шаги, и Педро понял, что сделали они это намеренно. Разумеется, сейчас они начнут подстраивать ему всевозможные испытания и ловушки — что ж, этого следовало ожидать. На что еще можно надеяться, напросившись на такого рода службу к такому человеку. Педро шел, готовый к любому подвоху, удару сзади или даже просто оскорбительной ситуации. Но все оказалось гораздо проще, его спутники обменивались замечаниями о выводимых лошадях, и Уруэнья, словно невзначай, вдруг обратился к нему с неожиданным вопросом:

— Послушай, приятель, ты, верно, понимаешь толк в лошадях, если уж собрался служить его высочеству.

«Начинается», — подумал Педро, но в ответ только равнодушно пожал плечами и довольно дерзко огрызнулся: