Клаудиа, или Дети Испании

Дон Рамирес вышел из палатки расстроенный и лишенный надежд. Ждать, ждать, постоянно приходится чего-то ждать. Эх, а вечер такой отличный, темный, сейчас бы самое время отправиться в путь. Но… пожалуй, и в самом деле в этой ситуации гораздо целесообразнее выждать несколько дней. Во-первых, пусть пока немного притупится первоначальная бдительность караулов. А, во-вторых, быть может, в ближайшие дни появится более реальная необходимость связаться с осажденными. И тогда риск его перехода будет хотя бы более оправдан.

Однако ночь показалась дону Рамиресу бесконечной; он долго ворочался и вздыхал, вызывая недовольное ворчание тех, кому мешал своей бессонницей. Мало того, что ему не давало уснуть постоянное беспокойство о детях, он еще и достаточно выспался днем, а темная, как специально, ночь все тянула и тянула старика в путь. «Но, может быть, они догадаются, что просто изменились обстоятельства, и надо только подождать еще немного. Ведь должны же они понимать, что я, в конце концов, не по собственному произволу гуляю туда-сюда на такое неблизкое расстояние… В мои-то годы!»

* * *

Утром дон Рамирес проснулся от каких-то возбужденных криков и, прежде всего, удивился, что под утро все-таки заснул. Но вот, встав и умывшись в ручье — привычка, которую старый воин соблюдал неукоснительно еще со времен французского плена — по оживлению и крикам бегавших по лагерю волонтеров он вдруг понял, что французы начали штурм Сарагосы, причем, именно с самой невыгодной для них северной стороны.

«Ох, и взгреет потом Наполеон этого идиота», — мелькнуло в голове у дона Рамиреса, пока он бежал к палатке командира партиды. Эмпесинадо встретил его широкой белозубой улыбкой.

— Я же говорил вам, дон Хосе, что такой опытный солдат, как вы, мне в отряде просто необходим! Как я понимаю, вы уже поняли, что случилось?

— Да, французы напали на город с севера, даже не подготовившись к штурму, как следует. Они будут нести большие потери. Сарагосцы настроены очень решительно.

— А что в этой ситуации следует делать нам, дон Хосе?

— Я думаю, проверить, насколько крепок тыл этих осаждающих с севера остолопов.

— Верно! Я уже приказал трубить сбор. У нас не так много сил для рекогносцировки, поэтому я решил сходу провести разведку боем. Нам остается рассчитывать лишь на то, что французы от неожиданности придут в замешательство и, прекратив штурм города…

— Всеми силами ударят по нам.

— И тут, поскольку связи с городом у нас нет, нам остается только надеяться, что Аланхэ поймет, в чем дело, и бросит кавалерию на преследование отходящего противника.

— Этот маневр, конечно же, очень вероятен. Однако я бы на месте генерал-капитана не стал так рисковать своей кавалерией в первый же день осады. Вот если бы он точно знал, что является причиной внезапного отхода… Впрочем, я думаю, они не отойдут.

— А вот это мы еще посмотрим, — глядя куда-то вдаль, вдруг озлобился Эмпесинадо.

— Может быть, все же подождать ночи и ударить…

— Как шакалы? Нет, дон Хосе. Мы на своей земле…

Дон Рамирес почесал затылок и… оставил сомнения. В конце концов, ему тоже давно надоело только рассчитывать, ждать и сидеть сложа руки.

Все люди партиды, отчаянно преданные Эмпесинадо и своему делу, тоже воодушевились сверх всякой меры, поэтому выражать дальнейшие сомнения было бессмысленно, оставалось лишь как можно более тщательно подготовиться к предстоящему нападению, в котором каждому предстояло поработать по крайней мере за пятерых.

Эмпесинадо разделил всех людей на пять отрядов, поставив во главе каждого наиболее решительных, а дона Рамиреса оставил при себе, возглавив центральную группу герильясов.

И, как только все приготовления были закончены, Эмпесинадо выкрикнул своим хрипловатым голосом, сорванным, вероятно, еще на первых стадиях народной войны:

— Ну что, ребята, покажем мусьюрам, каково драться на испанской земле… Вперед!

И пять отрядов рванулись вперед так, как рвется со смычков истомившаяся бездельем свора гончих, причуявших зверя. Партида неслась, изрыгая дикие крики, проклятия, вой и рев, однако через несколько десятков метров Эмпесинадо сдержал своих молодцов:

— Полегче, полегче, ребята. До французов еще около полулиги, а мы должны быть свежими и яростными, как вихрь.

И колонны сбавили темп, а главное — перестали кричать.

Впереди темнела довольно обширная роща, на прикрытие которой Эмпесинадо очень рассчитывал и к которой теперь направил своих бойцов. Он намеревался, вырвавшись на открытый простор в развернутых цепях, внезапно обрушиться на задние ряды французов и, быстро преодолев разделяющее их голое пространство, ударить в штыковую, чтобы отбить батарею и накрыть атакующих их же собственным огнем.

План был дерзкий, но, возможно, не самый безумный. Эмпесинадо настолько верил в него, что даже не стал делиться этим со своим первым советником.