Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР

27 марта 1937 г. из центра в местные управления НКВД был разослан циркуляр «Об усилении работы по церковникам и сектантам», в котором указывалось, что именно в связи с будущими выборами необходимо принятие всех мер, чтобы ставленники церкви не прошли в избираемый низовой советский аппарат, в Верховный Совет. Также в нем содержался приказ об усилении агентурной и оперативной работы по церковникам и приверженцам сект[362].

На основании Циркуляра отдела пропаганды и агитации ЦК КП(б)Б от 23 апреля 1937 г. все рай-, гор– и окружные комитеты партии должны были до 5 мая представить в ЦК подробные докладные записки с указанием конкретных фактов работы церковников, сектантов и еврейских религиозных общин. Подчеркивалось: «Надо иметь в виду, что все они в данный момент не столько агитируют за своего “бога”, сколько готовятся к выборам, пытаясь в своей агитации использовать новую конституцию и все наши недостатки в колхозах, совхозах, МТС, а также некоторые трудности текущей весны»[363].

Каждый район представил отчет. Перечислялись факты функционирования тайных церквей, которые имели все необходимое для осуществления религиозной обрядности (в Сенненском, Тереховском, Лепельском районах), отмечалось, что церковная утварь была спрятана крестьянами во время закрытия или разрушения церквей. Тайно по домам проводилось освещение пасхальных куличей, крещение детей[364] и т. д.

Верующие действительно попытались воспользоваться обещаниями новой конституции. В докладных отдельно подчеркивалось, что служители культа сами налаживали ее обсуждение в приходах[365]. По всей стране развернулась кампания по сбору подписей за открытие церквей, костелов, синагог, за возвращение священников. Только под заявлениями с просьбой об открытии недействующих церквей за 1936 и 1937 гг. по БССР было собрано до 90 тыс. подписей[366]. Собирались подписи под петициями с просьбой отслужить Пасху. С целью получения официального разрешения на открытие церкви крестьяне посылали делегации в Минск, Москву (из м. Копыль, д. Старый Шклов, Княжицы). Собирались также деньги на выкуп арестованных священников[367].

Борьба «верующих и церковников» за свои права приобрела новый характер, они действовали в соответствии с законом – со ссылкой на конституцию или на самый высокий авторитет: «Нам Сталин разрешил молиться Богу»[368], но вопреки власти. Декларации о свободе вероисповедания к жизни отношения не имели, молитвенные дома стояли закрытые, тогда верующие попытались вернуть себе церкви и костелы самостоятельно. Так, в Капустинском сельсовете Кировского района староверы взломали замки на закрытой председателем сельсовета церкви. В самой церкви они выступили с благодарностью в адрес Сталина за «разрешение отрытия церквей и осуществления религиозных обрядов», ссылаясь на новую конституцию[369]. На Благовещение 7 апреля 1937 г. в д. Ничипоровичи Шкловского района около закрытой в 1936 г. и переоборудованной под клуб церкви собралось около 1000 чел. После отказа вернуть ключ толпа начала ломать дверь, разбивать замок[370]. В выступлении принимали участие также жители некоторых деревень Дрибинского и Могилевского районов[371]. Организаторами акции были названы священник этой церкви Владимиров и церковный совет[372]. На Пасху в Фащевском костеле в Шкловском районе собралось несколько сотен людей[373]. Организаторы и активисты выступлений в д. Ничипоровичи Шкловского района[374] и в Капустинском сельсовете Кировского района были арестованы органами НКВД[375].

Накануне Пасхи 1937 г. райкомы получили телеграмму ЦК о принятии мер, предупреждающих выступления церковников в пасхальные дни. По линии райотделов НКВД были «приняты меры в местах наиболее активной деятельности церковно-сектантских элементов». Кроме того, в сельсоветы командировались члены райпартактива (должны были там находиться с 30 апреля по 3 мая); во всех сельсоветах и райисполкомах на этот период устанавливалось круглосуточное дежурство. Райотделы НКВД должны были ежедневно информировать секретарей РК о настроениях населения в пасхальные дни[376].

Столь пристальное внимание сделало видимыми даже мельчайшие проявления религиозности: распространение святых писем, отказ от получения материальной помощи по многодетности («это продажа детей государству»), чтение Евангелия и религиозной литературы, соблюдение кашрута иудеями, поста перед Пасхой христианами и даже то, что «девушки отказывались танцевать на танцах во время поста»[377], и т. п. Вместе собранные все эти факты, а также отдельные высказывания крестьян, очевидно, убеждали власти в наличии широкой подпольной религиозной жизни.

8 июня 1937 г. последовало новое обращение НКВД СССР о том, что необходимо «начать решительные меры по ликвидации церковников и приверженцев сект». Оно регулировалось в ходе исполнения приказа многочисленными дальнейшими директивами и циркулярами – как из центра, так и на региональном уровне[378].