Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР

Интересно, что во время показательного суда в Чаусском районе основную публику составили военные из дислоцировавшегося в городе территориального полка, местных практически не было[483].

В ходе кампании и самих судов было собрано огромное количество фактов насилия в отношении крестьянства: избиения, пытки, подвешивание вверх ногами к потолку, применение огнестрельного оружия[484], ночные облавы и т. д. При чтении этих документов сложно представить, что заставляло руководителей районов, сельсоветов, колхозов быть столь изощренными в унижении и физическом истязании людей. Комбедовская психология первых лет советской власти и периода массового раскулачивания никуда не делась. Одна часть крестьян, которые приобщились к власти и стали председателями колхозов или бригадирами, объявила войну своим односельчанам – единоличникам и колхозникам.

Из материалов «Глусского дела»: В сентябре 1936 г. секретарь РК Коношевич, председатель Козловичского сельсовета Середа и народный судья Лагун организовали облаву на единоличника д. Козловичи Максима Алехно. Во время погони Лагун стрелял из револьвера по убегающему. После того как Максима Алехно поймали, Коношевич, Середа и Лагун на легковой машине поехали на хутор Семена Алехно, который, заметив их, бежал и спрятался. Но «тройка» его нашла, причем погоня и поиски также сопровождались выстрелами из револьвера. И хоть ни на Максима, ни на Семена не было никакого следственного материала, их арестовали. После того как Семен подписал заявление о вступлении в колхоз, его освободили, Максима же отправили в Глуск, а через пять дней Лагун осудил его на три года[485].

В документах по «Березинскому делу» фигурируют следующие факты:

– во время обысков и изъятий в д. Орешковичи, которые производила группа из 10 чел., райпрокурор Круткович порекомендовал им «изымать у единоличников не только зерно, но и свиней, так как при изъятии свиней в деревне будет больше шуму и лучший эффект в работе»[486];

– для «ликвидации прорыва по льнопоставкам» поздно вечером в сельсовет на грузовой машине с пятью или шестью вооруженными красноармейцами приехал начальник райотдела НКВД Федорович. Все мужчины деревни спрятались в лесу. Угрозы и оскорбления обрушились на их жен[487];

– в Погостском сельсовете единоличников, невыполнивших льнопоставки, собрали в доме члена сельсовета Дмитрия Ермаловича и посадили в яму для хранения картофеля. Места было мало, поэтому сидели скорчившись на картошке, а сверху один из арестованных должен был стучать гирей по полу над головами остальных;

– отказ колхозника Трофима Филичонка выполнить требование председателя сельсовета о продаже государству три центнера зерна сверх выполненных им уже поставок и платежей стал причиной разгрома хозяйства последнего. Группа работников сельсовета явилась к Филичонку ночью, взломала все замки и устроила обыск во всех постройках хозяйства. Было отнято 40 кг льноволокна, 8 кг пеньки, телячья шкура, три мешка зерна, 1 ¹/₂ пуда семян клевера. Была избита жена Филичонка. По результатам инцидента на хозяйство Филичонка было наложено еще 900 руб. налога, причем уплатить его надлежало в течение суток. В ту же ночь аналогичное изъятие имущества было проведено у колхозника Тимофея Нехай.

Далее шел список избиений колхозников:

– Колхозница Евдокия Подоляко была избита председателем колхоза с такой силой, что «заболела болезнью легких».

– Секретарь Дмитровского сельсовета Николай Слабко и член сельсовета Никифор Слабко избили до крови единоличника Степана Жуковского за то, что тот отказался идти с ними в сельсовет.

– Председатель сельсовета Шишенок без всяких причин начал забирать коня у везущего дрова единоличника Маркевича. Попытки защитить свое имущество закончились тем, что Шишенок ударил Маркевича обухом по голове и забрал коня[488].

Из материалов «Богушевского дела»:

У 72-летнего старика-инвалида Вильчинского хозяйство состояло из полутора гектар земли, дома, сарая, тока, лошади, коровы. За неуплату платежей 1934 г. сельсовет изъял все, кроме дома, а в 1935 г. забрали и дом. Вильчинский с женой зимой жил по соседям, а летом в шалаше[489].

Из материалов «Жлобинского дела»: