Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР

Что происходило дальше с осужденными, описывает вышеупомянутый Самуил Фельдман, приговоренный к расстрелу по «Чаусскому делу», но потом реабилитированный: «Вскоре в нашу небольшую камеру набилось человек 50. Могилевская городская тюрьма построена еще при Екатерине ІІ и рассчитана на 500 заключенных. А сидело по меньшей мере около 5 тыс. … После объявления приговора нас под охраной через весь городок повели на станцию – это примерно в 6 километрах от города. Сделали это для того, чтобы население видело – враг не спит, он везде, даже в руководстве […] На 76-е сутки мне сообщили, что высшая мера заменена на 25 лет исправительно-трудовых лагерей… Из Оршанской тюрьмы наш путь лежал в Коми АССР…»[558]

Вернемся к Дубровенскому делу. На следующий день после суда, 3 декабря 1937 г., председатель суда Биксон писал в Москву Председателю Верховного Суда СССР Винокурову о том, что осужденные Мышалов и Самулевич просят сохранить им жизнь, «ссылаясь на то, что их работа в районе была построена по директивам отдельных работников ЦК Белоруссии и они признали на суде, что в районе действительно имели место контрреволюционные вредительские действия, но отрицают в их работе контрреволюционные цели, совершенные ими». Здесь же Биксон отмечает, что Самулевич указывает, что его служба в белопольской армии была по мобилизации, а не добровольной, а Мышалов ссылается на то, что контрреволюционные вредительские действия в районе проводились по линии райисполкома, а не райкома партии, и он не знал, что делается в сельсоветах[559].

4 декабря 1937 г. прокурору г. Орши была направлена телеграмма председателя Верхсуда БССР Абушкевича с требованием приостановить исполнение приговора над осужденными к расстрелу С. М. Мышаловым и И. И. Самулевичем[560]. Приговор к высшей мере наказания Мышалову заменялся на 15 лет исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на пять лет[561]. 17 января 1938 г. Судебно-надзорная коллегия Верховного Суда СССР, «учитывая, что не было установлено контрреволюционного умысла действия», переквалифицировала дело И. И. Самулевича с антисоветских действий на злоупотребление властью. Расстрел заменялся 10 годами лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях без конфискации имущества, с поражением в избирательных правах сроком на пять лет[562]. 15 мая 1938 г. Президиум Верховного Суда БССР пересмотрел дела Радивиновича, Брагина и Кирпиченко. В итоге их сроки осуждения снова снижались: Радивиновичу до пяти лет, Брагину и Кирпиченко – до трех лет лишения свободы с учетом отбытого ими времени нахождения под стражей, лишение в правах отменялось[563].

7. Изменение сценария, пересмотр дел: весна 1938 – начало 1939 г.

7.1. Органы суда и прокуратуры. «Эти органы в БССР выполняли задания врагов советской власти – польских шпионов и диверсантов с целью вызова у трудящихся недовольства советской властью»

В вышеупомянутой докладной записке от 14 сентября 1937 г. заместителя уполномоченного комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б) по БССР Алисова в ЦК КП(б)Б о результатах проверки прокуратуры, Наркомата юстиции и Верховного суда БССР подчеркивалось, что именно эти органы санкционировали и поощряли беззакония в районах (в качестве примеров фигурируют Буда-Кошелевский, Чаусский, Мозырьский, Паричский, Кличевский, Тереховский, Лепельский, Копаткевичский районы); они же преступно закрывали дела о случаях изуверского избиения служебными лицами колхозников и единоличников; проявляли снисходительность, а по существу активно поддерживали явных врагов народа – вредителей, шпионов, троцкистов, которым выносились мягкие приговоры[564].

Далее речь идет о том, что было названо «перекладывание вины на низовой сельский актив». В качестве примера фигурирует Чаусский район, где, по его словам, «вдохновитель ночных разбоев» начальник политотдела МТС Морозов, который создал бригады по изъятию имущества, был осужден лишь на один год принудительных работ. В то время как выполнявшие его директивы и директивы райкома четыре председателя сельсоветов и четыре председателя колхозов осуждены до 8–10 лет лишения свободы каждый. По Мозырьскому району за аналогичные действия райпрокурору вынесен только выговор, зато уже осуждены три председателя сельсовета. По Паричскому району председатель сельсовета осужден на один год принудительных работ, а члены сельсовета получили по пять лет лишения свободы. Далее приводятся важные цифры – за последние три года суду были преданы свыше 500 председателей сельсоветов и 3000 председателей колхозов БССР[565].