Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР

Верховный суд получил жалобы жен Брагина[586], Самулевича и Радивиновича, которые были осуждены по рассмотренному выше Дубровенскому делу. Женщины не согласились с результатами пересмотра дела от 15 мая 1938 г. и настаивали, что их мужья не виновны. Жена Самулевича, Пищалова Софья Соломоновна, писала, что процесс в Дубровенском районе свидетельствует о том, что враги народа «ставят ставку перебить партийные кадры, о чем очень серьезно нашу партию предупреждают решения январского пленума ЦК ВКП(б)»[587]. Жена Самулевича, С. Н. Марголина, в своем письме в спецколлегию Верховного Суда БССР[588] и лично Вышинскому[589] приводила факты необъективности проведенного следствия, что во время судов происходила «компрометация коммунистов для введения в заблуждение следственных органов». О судьях сообщает: Душкин – «весь район знает его как взяточника, политически и морально разложившегося элемента»; Гасман имел связь с польским шпионом Дубровенского РИК Мацко, а Альтшулер провел необъективное следствие[590]. И жена Самулевича, и жена Радивиновича подчеркивают, что организовавший и проведший этот процесс Захарин разоблачен как провокатор, исключен из партии, снят с работы и отдан под суд[591]. Очевидно, женщины знали о том, что теперь виновными названы сотрудники суда и прокуратуры и написали письма в нужном духе, попытались воспользоваться ситуацией для спасения своих мужей.

1 октября 1938 г. ходатайствовал перед Верховным Судом о пересмотре его дела проходящий по этому же делу Кирпиченко, так как были вскрыты факты, «изобличающие органы предварительного дознания и судебного следствия в допущении серьезных процессуальных нарушений». Одновременно в письме содержится донос на инспектора Дубровенского райфинотдела Пугумирского, Кирпиченко указывает, что виновный в его аресте Пугумирский не просто классово-чуждый элемент (чиновник старой армии, женат на дочери полковника), но и враг народа (антисоветски настроен, уже разоблачен как открытый враг народа), и именно этим были продиктованы его действия по «введению судебных органов в заблуждение»[592]. В ответе Верховного суда на жалобы Брагиной, Пищаловой, Марголиной и Кирпиченко от 31 января 1939 г. сообщалось, что оснований к пересмотру дела нет[593]. Однако, как оказалось, это был еще не конец.

7.2. Объединенное антисоветское подполье. «Подготовка населения к предстоящему отторжению путем вызова их массового недовольства советской властью»

К лету 1938 г. в БССР была произведена смена ключевых фигур. Волков и Левицкий были отозваны из республики. Волкова забрали из республики после того, как он «полностью дискредитировал себя и оставлять его в БССР дальше было невозможно»[594]. Всего же за 17 лет – с 1921 до 1937 г. в БССР сменилось 12 секретарей ЦК КП(б)Б, из них пятеро только за 1937 г. 18 июня 1938 г. новым первым секретарем стал П. К. Пономаренко[595]. Из записки Шверника Хрущеву (1958): «Маленков ранее привлек Пономаренко в аппарат ЦК ВКП(б) и все время ему покровительствовал как человеку, лично преданному Маленкову. Эта преданность Маленкову была доказана Пономаренко всей его деятельностью в Белоруссии и на работе в ЦК КПСС»[596] .

На посту наркома внутренних дел Б. Бермана[597] в мае 1938 г. сменил А. А. Наседкин[598], который, однако, наркомом побыл семь месяцев, уже в декабре его в свою очередь сменил Л. Ф. Цанава[599]. Из той же записки Шверника: «После того, как Берия по представлению Маленкова получил пост зам. наркома внутренних дел СССР, а в конце года пост наркома, он привез с собой из Грузии большую группу лично преданных ему людей, в числе которых был Л. Ф. Цанава, выдвинутый им и Маленковым на пост наркома внутренних дел Белоруссии… Цанава, как и Берия, проводил в Белоруссии линию подчинения партийных органов органам МГБ; систематически занимался провокациями против видных партийных и советских работников, добиваясь их компрометации и ареста»[600].