Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века

Поздней весной под сводами оранжереи
В сумрачной истоме, в сумеречной истоме
Выбивается струйка из маленького фонтана.
Под ним приглушенно рдеющий амариллис,
Причудливо разбросанные гелиотропы.
Тихий шепот, в далекую юность влекущий
неудержимо.

О неиссякаемая струя фонтана!

Этот куст со свисающими желтыми плодами,
Благоуханные диковинные деревья…
Вместо неба синева громадных стекол.
Пятна солнечного света, соловьиные трели.
Песня юных дней в полумраке льется
неудержимо.

Этот черный бархат, эти ароматы,

Смутные сновиденья, нежные касанья!
Цвет пожухлой влажной коричневой кожи
             на старой шкатулке.
Тлетворное дыханье подернутого вечерней мглой
неба,
Запах прели, струящийся от юношеских мечтаний
неудержимо.

Угол комнаты на третьем этаже дома.

Тиканье часов в потускневшем золоченом футляре.
Сладостное, мучительное томленье,
Сновиденья, напоенные теплом полей душистых,
Отзвук юных дней, из темноты летящий
неудержимо.

Поздней весной под сводами оранжереи

В сумрачной истоме, в сумеречной истоме
Выбивается струйка из маленького фонтана.
Под ним приглушенно рдеющий амариллис,
Сладко увядающие гелиотропы,
Сквозь туманную мглу мечты устремляются
в юность
неудержимо.

Вечер

Ласково улыбается море.
Алый цветок за окном пламенеет в лучах заката.
Полон смутной тоской,
Сорвал я розу –
И услышал отдаленный шум городских кварталов,
Рокот моря, уходящего дня отзвук, –
А быть может, лишь отзвук вчерашней печали.

Ласково улыбается море.

Где-нибудь на земле, далеко-далеко, я знаю,
Под таким же закатным солнцем
Или под багровыми звездами Юга,
С розой в руке,
В шелестящем на ветру серебристом
Шелковом платье,
Вслушиваясь в ночь,
Грустит обо мне Незнакомка…

Бунт