Клерамбо

– Теперь я высказался. Остальное меня не касается.

Но в ту же ночь резкий толчок в груди дал ему почувствовать, что это его касается сильнее, чем когда-либо. Он проснулся…

– Что я наделал?

Ему было мучительно стыдно за это обнародование своего заветного чувства. Нисколько не думая, что оно может навлечь на него гнев, он боялся только непонимания, грубых, профанирующих комментариев.

Прошло несколько дней. Ничего не случилось. Молчание. Призыв утонул в невнимании публики. Издатель был мало известен, брошюра распространялась небрежно. А кроме того, нет худшего глухого, чем тот, кто не желает слушать. Немногие читатели, привлеченные именем Клерамбо, после первых же строк бросили докучное чтение. Они думали:

– Бедняга! Несчастье мутит ему разум.

Хороший предлог, чтобы не подвергать опасности равновесие собственных мозгов.

Последовала вторая статья. В ней Клерамбо разделывался со старым кровавым фетишем: Родиной. Или, вернее, противопоставлял могучему хищнику, которому отдают себя на съедение бедные наши современники, противопоставлял Римской Волчице величавую Мать всякого дыхания: мировую Родину: