Клетка для бабочки

– Ну, значит, ты со мной согласишься. Выносить, родить и воспитать! Вот твоя задача, твое предназначение. Или ты думаешь, что я позволю тебе скинуть моего ребенка в садик, на чужие руки? Нет, Полина. Здесь решаю только я. И чем скорее ты поймешь это, тем лучше тебе будет. Сколько заводить детей, с каким интервалом, как долго кормить их грудью, как их воспитывать, учить и наказывать – все решаю только я. Твоя роль – быть исполнителем. Полностью доверяющим своему профессору. Ты меня поняла, Полина? И не кивай, как китайский болванчик, а скажи словами.

– Но ведь я собиралась стать художницей!

– Полина. Таких художников, как ты, – пяток за пятачок в базарный день, и тех девать некуда. Уж извини за прямоту, – довольно закончил Виктор Аркадьевич.

– Но вы говорили, что я… талантливая!

– Вот и будешь талантливо рисовать моему ребенку всяких там зверюшек и рассказывать про них истории. Все, Полина. Я не считаю разумным продолжать этот непонятный спор. Просто доверься мне, Полина. Все, что необходимо, у тебя и наших детей будет. Я смогу это обеспечить. Без шика, да он и не нужен. Еда простая, но сбалансированная и полезная. Скромная, но достойная одежда. Книжки. Так что настраивайся на путь матери и жены. Это хороший, твердый путь. Не всегда легкий, но достойный. Полина, выходи за меня замуж. Виктория Аркадьевна тебя осмотрит, даст справку, и нас распишут до твоего восемнадцатилетия. Видишь, это судьба, Полина.

Она молчала. От мысли, что Виктория Аркадьевна будет ее осматривать, ей стало так плохо, что даже поблескивающая оправа очков виднелась как сквозь туман. Схватившись за спинку кресла, чтобы не упасть, она прошептала, уже чувствуя, что этого ей не простят:

– Дайте мне подумать… – и села на пол, чтобы не упасть.

Профессор, спохватившись, стал обмахивать ее зеленой пластиковой папкой, потом открыл окно.

– Посиди, я пойду чайник поставлю.

– Я выйду за вас замуж. Но попозже, ладно? Весной, когда будет красиво…

– Ну да, понятно: белое платье, цветы… Эх, какая же ты еще маленькая!

Полина обрадовалась этим словам: значит, он не будет таить обиду за отсрочку. «Сколько всего, и как-то все сразу… Как же хочется сладкого чая, пусть даже теперь и не крепкого…»

Старый Новый год был в пятницу, и все решили встретиться в субботу. Бабу Машу наконец выписали, и Михаил ее привез накануне, взяв обещание пока не взваливать на себя никакой работы. Она сразу пошла в козлятник и осталась довольна порядком. Никита произвел на нее хорошее впечатление, несмотря на его неумение доить. «Это просто тебя научить некому было», – возразила она на его уверения, что он боится повредить козам вымя. Потом баба Маша произвела целую атаку на Михаила, чтобы не ехать в санаторий: одной из коз в конце месяца котиться, а никто, кроме нее, не умеет принимать роды. Но тот был непреклонен: «Научимся. Ну, или сама справится». Сошлись на том, что она до отъезда с помощью Веры забьет морозильник выпечкой, научит Никиту доить, а Веру – делать плавленый сыр из творога. И поговорит с козой, чтобы надеялась только на себя.

Суббота прошла насыщенно. Собрались все бабушки и семья Игоря. Бабу Машу посадили на кресло, привезенное из кабинета Михаила. Дымок сразу же полез к ней на колени: вспомнил слабое звено.

– Смотрите, помнит! Держи вот, курочку тебе! Как тут тебя, не обижали? Где-то твоя хозяйка…

– Да я ему всегда лакомые кусочки совала, – со смехом откликнулась баба Лена.

Кот спрыгнул на пол, быстро съел угощение и запрыгнул к бабе Лене.

– Правильно, кошак, так и надо! – засмеялся Михаил, потом спросил: – У всех есть напитки? Как там говорили в фильме «Здравствуйте, я ваша тетя»: «Я хочу сделать объявление!» – Затем встал, подошел с фужером к Вере и сказал: – Вера согласилась стать моей женой!

Они чокнулись под поздравительный гул голосов. «Хотя бы никто „Горько!“ не закричал», – подумала Вера, и так смущенная общим вниманием.

После еды Антон заловил было бабу Лену, но той хотелось поболтать с подругой, обсудить новости. Баба Маша, обняв Антона, начала причитать, как он за это время вырос, да ведь уже пушок на щеках чувствуется… С трудом удрав от ее активного внимания, он поднялся наверх, решив поболтать с Никитой, и замер в коридоре: из его комнаты доносилась музыка. Она была одновременно ритмичной и мелодичной, электронной и старинной, не похожей ни на что, слышанное им ранее… Он вошел, жестами прося его продолжать. Густо покрасневший Никита доиграл до конца и отвернулся к окну.

– Это ты сам, да? Слушай, чувак, это будет прорыв! Нас будут узнавать по твоим мелодиям! Только слова придется самим писать… И даже не представляю как. Это не для песни мелодия, она сама по себе, вот.

– Тебе понравилось? – наконец спросил Никита.

– Конечно, еще как! Ты показывал Вере?

– Пока нет.

– Ну, ты даешь! А давай ее позовем! – предложил Антон.

– Может, и правда? А то ее там совсем замучают расспросами и пожеланиями!

– Я быстро!

Через пару минут он вернулся с Верой, уставшей, но с радостными глазами.

– Все так рады за нас, даже неловко! Но ты молодец, что меня вытащил! Что за помощь нужна?