– У, дурак-дураком! Не утопит ведь он ее, не боись. Лихо одноглазое ее изнутри рвет, и несчастья к ней тянет тоже оно. Если его не прогнать, то пропадут обе – и бабонька твоя, и дитенок ваш, чью душу лихо при себе держит. Тельце-то у дитенка на свет выродилось, а душа-то внутри, у лиха, в паучьих лапах его осталась. Нечисть эта только назад, в болото, может выйти, потому я тебя сюда, дурака, притащила.
Лицо старухи напряглось от волнения. Она протянула вперед руки, в которых лежал маленький, неподвижный ребенок.
По болоту полз серый туман, и небо здесь было таким же серым и беспросветными. Ванька задумался, тоскливо посмотрел на младенца, потом на Прасковью, замычал и аккуратно опустил ее в воду. Окровавленное платье Прасковьи вмиг пропиталось водой, волосы намокли, потянули ее вниз, на дно. Когда лицо ее скрылось под водой, Ванька схватился за голову и застонал.
– Ну давай, Болотник, не подведи! – прошептала старуха, когда воды болота поглотили Прасковью и на поверхность вышли последние пузыри воздуха.
Вода вдруг стала прибывать, накатывая на берег мутными волнами, затапливая зловонной зеленой жижей окрестный лес. Ванька со старухой вынуждены были отступить на сушу. Болотник же, раскинув длинные руки в разные стороны, рос вместе с водой, возвышался над болотом, точно огромная зеленая гора, истекающая слизью.
– Выходи из тела человеческого, лихо! Здесь твой дом, я твой хозяин! Освобождай живое тело, а не то изничтожу тебя вместе с ним! – закричал монстр и изо всех сил ударил по воде ладонями.
Ванька смотрел, как над бурлящим болотом клубится густой туман, и отходил все дальше от подступающей к ногам воды. Сердце его глухо билось в груди. Он пытался рассмотреть под водой тело Прасковьи, но ничего не видел.
Старуха взглянула на Ваньку, который уже готов был броситься в воду, и торопливо сунула ему в руки сверток с младенцем. Ванька взял крошечную девочку своими огромными, дрожащими от волнения, ручищами и неуклюже прижал к груди. А старуха отвернулась и пошла по воде вперед. И вдруг туманную тишину болот нарушило пение. Голос старухи был скрипуч, но песня лилась, извиваясь над водой прозрачной атласной лентой. Она заполняла все вокруг мелодией, похожей на колыбельную. Только это была особая колыбельная – для нечистой силы.
–
Пропев так один раз, старуха принялась петь свою песню снова. Она взмахивала руками на каждом новом куплете и рассыпала над болотом заговоренную соль.
– Перестань, Мизгириха! Жжет огнем твоя соль! – завопил Болотник.
Но старуха пела, не останавливаясь и заходила в воду все глубже. Воды вокруг нее снова заволновались сильнее, пошли крупными пузырями. А потом вдруг над болотом раздался страшный визг, и все кругом затянуло черным дымом. Ванька подумал, что у него сейчас разорвется голова от этого пронзительного звука. А когда визг стих, и дым рассеялся, он увидел, что посреди болота рядом со старухой стоит странное существо – маленькое, худое, черное, с шестью длинными руками, напоминающими паучьи лапы, с круглым, сморщенным лицом, на котором виднелся лишь один-единственный выпученный зеленый глаз.
– Вот ты какое, горюшко горемычное, – прошептала старуха, – иди же сюда! Давай обнимемся.
Существо повернуло голову в сторону старухи и медленно побрело к ней, размахивая на ходу руками-лапами. Чем ближе паук приближался к ведьме, тем крепче она сжимала кулаки и снова пела. Песня прервалась лишь тогда, когда Лихо, поджав длинные волосатые лапы под себя, оттолкнулось от земли и напрыгнуло на Мизгириху, накрыв ее лицо своим тощим телом. Вцепившись в губы старухи, лихо широко раскрыло ей рот длинными острыми пальцами, желая проникнуть в нее. Тогда старуха разжала кулаки и из них на спину монстра посыпалась крупная заговоренная соль.