Клиника Сперанского

Девятый троллейбус живо домчал их от Большой Лубянки до Садового Кольца и здесь завял, попав в пробку. Едва друзья начали жалеть, что не воспользовались метро, он вновь проявил прыть и живо одолел пространство от Сретенки до Сущевского Вала, то есть до следующего затора, где машины стояли и передвигались впритирку. Здесь Проспект Мира был еще весьма узок, а вот после Крестовского моста он раздавался вширь, и тут уже рогатой тупорылой железяке мешали только хорьки, бросившие свои лимузины напротив метро «Алексеевская». Из-за этих хорьковских машин, нагло вылезших на середину дороги, рогатое чудище, для которого растоптать охамевшую иномарку ничего не стоило, вынуждено было этак деликатненько, до предела оттопырив рога, объезжать зарвавшуюся консервную банку. Не дай Бог задеть, рёву не оберешься, себе же дороже выйдет. Лишний сантиметр, и рога отрываются от питающей соски, из чудища юркой килькой выскакивает водитель и начинает дергать за длинные вожжи.

Но вот, наконец-то, остановка «Староалексеевская», подземный переход, коротенькая улица Бочкова, и в самом начале её, аккурат за аркой, гостеприимный «Грабли», они же «Фри-фло», умело сочетающие блеск зеркал и обшарпанность доступного салуна.

Выбрав в раздаточной мясо по-французски с картофельным пюре и взяв в зале по паре кружек пива, они сели в углу у дальней стенки и немедленно принялись за еду, оторваться от которой было невозможно. Правильно хвалили местную кухню, не во всяком ресторане так вкусно и дешево готовили.

Минут за пятнадцать, не особенно торопясь, друзья сметали мясо и выпили пиво, после чего решили повторить, но как-то от изобилия раздуло в талии, и вот, всё взвесив, они решили ограничиться селедочкой и еще по кружечке пива, что немедленно, как младший по званию, изобразил Егор.

Между тем, в зал натолклось народу, напротив сдвинули столы и принялись что-то отмечать деловые девицы уже подшофе, на веранде и втором этаже, именуемом старым чердаком, вовсю дымили, но сигаретный дым там же и рассеивался, не проникая вниз, между столами сновали пареньки да девушки в желто-зеленой униформе и соломенных шляпах — сноровисто убирали использованную посуду, а на входе уже образовалась очередь.

— У нас пять минут, — негромко сказал Гуцало, и Егор, в котором вдруг проснулся зеленолицый брат-акробат, прекрасно всё понял. Ох, неспроста их наделил особым даром и породнил Антон Антонович Жабьев.

Именно в этот момент из-за стола в центре зала, что-то сказав сидящей рядом даме, поднялся человек средних лет невзрачной наружности в сером неброском костюме и направился в туалет. Своё пальто он оставил на стуле.

Допив пиво, Гуцало с Плетнёвым надели куртки и этак не спеша направились к выходу. Молодой амбал у входной двери следил за тем, чтобы всякая сволочь с улицы не рыпалась в туалет, посетителям было можно. Приятели спустились по металлической лестнице в выкрашенный синей полинявшей краской сортир, душераздирающе напоминавший советское деревянное очко с сучками и занозами, но без вони и грязи, а с дорогим оборудованием, чисто вылизанным, с подушечками на стене, куда, пользуясь писсуаром, для устойчивости можно было упереться забубенным лбом.

Человек, находившийся в кабинке, дверь за собою не закрыл, чем и воспользовался Гуцало. Ему, умелому бойцу, понадобилась секунда, чтобы сломать несчастному кадык.

Когда они как ни в чем не бывало вышли на улицу, человек этот, зажимая горло ладонью, вскарабкался по лестнице, прошел, судорожно глотая кровь, к своей даме, сел, жалко улыбнулся и рухнул лицом в салат.

А друзья уже как ни в чем не бывало шли к метро.

— Знаешь, кто это был? — спросил Гуцало.

— Как не знать, — ответил Плетнёв. — Странно, что он ходит в такие забегаловки.

— Ходил, — поправил его Гуцало. — Они, эти миллиардеры, чудят по разному. Этот сегодня сбежал от охраны, чем мы с тобой, дружище, и воспользовались.

— Так ты это заранее знал? — покосился на него Плетнёв.

— То-то и оно, отозвался Гуцало.

— И все-таки…, — начал было Плетнёв, но продолжать не стал, так как внезапно перед ним открылась истина.

Дама эта, жена миллиардера, молодая красивая особа, в связи с отсутствием детей получает в наследство состояние почившего супруга в виде разного рода акций, ценных бумаг и счетов в банках. Далее она по жизни встречается с господином Жабьевым, который её очаровывает, и становится его женой. Конец её после этого брака близок и ужасен, а Жабьев, естественно, становится наследником капитала.

— Что: всё-таки? — спросил Гуцало.

— Зачем ты его убил?

— А ты ори погромче, — проворчал Гуцало, оглядываясь. — Э-э. А черт его знает, приказано было.

— А для чего?

— Понятия не имею, — ответил Гуцало. — Было приказано. Ты же слышал, я знаю.

«Так, так, так, — подумал Плетнёв. — Вот и вся разница. Саню настоем не поили, и он всего лишь исполнитель. Мне же говорят больше, значит, больше доверяют»…

Назавтра, то есть во вторник, с утра их вызвал Кузнецов и спросил, что они делали вчера вечером в «Граблях». Ответ «ужинали» проглотил спокойно, после чего осведомился:

— В сортир зачем ходили?