Клиника Сперанского

— Мог бы и полюбопытствовать про Тараса-то, если вежливый, — ворчливо сказал КБ. — Думал, сам закопается? А? Не бывает такого.

Правильно, подумал Новиков. Так мне, сволочуге, и надо. И как же это из головы-то вон? Хотя ведь вот кто-то говорил…

— Вроде бы хотели в Рязань отвезти, — сказал Новиков. — На родину.

— Поначалу хотели, потом передумали, — ответил КБ. — Ладно, не переживай, тебя тоже на Ваганьковском похороним. Гордись.

— Да я как-то не претендую, — промямлил Новиков. — Пожить охота.

— И это правильно, — согласился КБ. — Мы тут на тебя Тарасово жилье, считай, переписали. Через недельку можешь переезжать. Ну, бывай здоров.

Мда, не соскучишься с этим КБ. Чувствуется, веселый был политрук.

Новиков устроился было перед телевизором, но телефон вновь затрезвонил. На сей раз это был Кузнецов.

— Поздравляю, старик, — сказал он. — Окончательно установлено, что Добровольческой Армии, в ряды которой ты так доблестно вступил, в природе не существует.

— Ну, что ж, — ответил Новиков, решив пока ничего не говорить про чип. — У меня для тебя, Юрок, тоже есть сногсшебенная новость. Помнишь, на квартире Дударева я повязал мародеров? Там был еще пацанчик с папочкой, про которого я тебе ничего не сказал. Так вот, из достоверных источников известно, что в папочке находилось донесение Дударева Сапрыкину про Лопатина.

— Где оно? — немедленно спросил Кузнецов.

— Пацанчик передал его какому-то типу, связанному с Аскольдом Шубенкиным.

— То есть, в конечном итоге передал Шубенкину, — уточнил Кузнецов.

— Да, — подтвердил Новиков. — И мне кажется, типа этого я видел в Управлении.

— Опиши.

Новиков дал словесный портрет типа, добавив, что тот был одет в джинсовую рубашку с коротким рукавом и темносиние джинсы.

— Стало быть, летом, — пробормотал Кузнецов. — Есть похожий тип у Сапрыкина. Это что же: Олег Павлович связан с Шубенкиным? А зачем было убивать Дударева, если письмо адресовано Сапрыкину? Ничего не пойму.

— Может, наложение? — предположил Новиков. — Думай, майор, думай.

— Нечего думать, — стандартно ответил Кузнецов. — Трясти надо.

— Завтра хороним Тараса, — сказал Новиков, машинально повторив слова КБ. — Через неделю перееду в его хату.

— Поздравляю, — Кузнецов посопел в трубку и произнес: — Саня с Егором вернулись в понедельник какие-то странные, а потом и вовсе начудили в «Граблях». Теперь под колпаком. Что там произошло — на улице Марии Ульяновой?

— Ничего особенного, — бодро ответил Новиков. — Так что там наколбасили Саня с Егором?

Глава 8. Значит, ты это видишь

В десять утра на катафалке привезли Тараса, тут же нищие, взявши полированный гроб за ручки, занесли его в церковь. Когда гроб открыли, у Новикова закружилась голова, и КБ вывел парня на свежий воздух.

— Я тебя понимаю, — сказал он. — Подыши, должно пройти.

Пошел на отпевание, а Новиков остался снаружи, слушая, как батюшка торжественно и внятно читает акафист о упокоении, и не имея никакого желания возвращаться в душное, пропитанное ладаном помещение.

Вновь вышел КБ, сказал, что нехорошо это, не по христиански, надо быть рядом с Тарасом, коль уж выпало стать на его место, и Новиков, пересилив себя, вернулся и увидел рядом с гробом этакого полупрозрачного «Тараса», который изумленно смотрел то на окружающих, то на самого себя в гробу: припудренного, с напомаженными губами, в черном смокинге и белоснежной кружевной рубашке. Этот призрачный «Тарас», как в ту злосчастную ночь, был в строгом черном костюме, в рубашке, залитой кровью, и со сквозной дырой в черепе от виска к затылку. Взгляд имел панически безумный, говорил что-то, обращаясь к священнику, к Константину Борисовичу, к нищим, к жиденькой толпе, стоящей вдоль прилавка с церковной литературой. Вот он подошел вплотную к Новикову и сказал голосом тоньше комариного писка:

— Я умер, Андрюха?

Новиков кивнул.

— Но я этого не чувствую, — сказал «Тарас». — Я живой. Почему мне не отвечают? Почему я прикован цепями к этой кукле? — показал рукой на гроб, — Куда тащат её, туда и я.

Новиков посмотрел на КБ, нет, тот призрака не видит, значит, и ему, Новикову, видеть это не положено. Надобно забыть, что ты теперь зеленый брат, и делать всё, как все, то есть таращиться на священника, слушать пение трех девиц-певчих, и вовремя креститься. А главное — пересилить этот непонятный ужас, который гонит вон из церкви.

— И ты, Андрюха, меня не слышишь? — сказал «Тарас» обреченно. — А я обрадовался, что слышишь.

Но вот отпевание закончилось, гроб поместили в катафалк, и скрбная машина медленно покатила мимо колумбария вглубь обширного кладбища к вырытой могиле.