Клиника Сперанского

«Кабы знать», — подумал Гуцало, а Егор сказал:

— У вас тут все сплошь Лукичи?

— Верно говоришь, — одобрила старушка. — Знаю я тут одного, может его и ищите. Седьмой этаж, как из лифта выйдешь — направо.

— А что у вас с лифтом? — спросил Гуцало, но старушка, не ответив, проворно закрыла дверь.

В указанной квартире на седьмом этаже играло радио и раздавались мужские голоса. Егор вытащил пистолет, снял с предохранителя и сунул в карман, Гуцало проделал то же самое, вслед за чем позвонил в дверь. После некоторой паузы из квартиры спросили тенорком:

— Кого еще там черти принесли?

— Откройте, — произнес Гуцало. — От Семена Эдуардовича Вахштейна.

— От Сеньки, что ли? — насмешливо сказали за дверью и открыли.

Человек, который открыл, был не то, чтобы очень стар, где-нибудь за пятьдесят, но весьма потрепан, видно было — пьющ. От него и сейчас немилосердно несло перегаром, а одет он был в замызганную тельняшку, застиранное трико и тапки на босу ногу.

— От Сеньки? — спросили из комнаты, и в коридор вышел низенький обрюзгший пузан тоже не первой свежести, в серой рубашке с приспущенным галстуком и черных брюках со стрелками. — А што не сам?

— Вы Лукич? — Гуцало посмотрел на того, что в тельняшке.

— Так точно, — ответил тот. — Заходите, раз пришли.

В комнате, куда их провели, имел место еще один человек — помоложе этих двоих, выглядевший, как памятник, этакий монументальный дядя в костюме из плотной серой шерсти, с крупной головой, красивым мужественным лицом, седеющими висками. Странно было видеть такого барина в крохотной неприбранной двушке холостяка Лукича. То, что Лукич холостяк, было ясно, как день. Стол, придвинутый к дивану, на котором восседает барин, накрыт скатертью в желтых разводах, салаты из магазина и даже не переложены из пластиковых коробочек в тарелки, на мебели и в углах пыль, под потолком паутина, на экране телевизора пальцем написано: «Закрыто на переучет». Какая ж хозяйка такое потерпит?

— Господин Гуцало? — густым голосом сказал барин, выходя из-за стола. В нем было под два метра. — Каким ветром?

— Откуда вы меня знаете? — насторожился Гуцало.

— Ну как же, как же, — подходя и пожимая ему руку, сказал барин. — Год назад, кабинет вашего шефа Кузнецова. Ну же, вспоминайте. Там еще был господин Уханов. А?

«Не было такого», — подумал Гуцало, но вдруг в голове его прояснело, и он вспомнил этот день. Да, да, точно, вот Кузнецов знакомит его, вошедшего в кабинет, с этим барином, которого зовут, э-э, Макар Алексеевич Башкиров. И Уханов говорит при этом… Постойте, постойте, Уханов же никогда не был на Большой Лубянке, у них с Кузнецовым абсолютно нелегальные отношения. Хлоп, и Уханов вдруг из кабинета исчез.

— Вы Башкиров, — сказал Гуцало. — Но Уханова точно не было.

— Правда? — удивился Башкиров. — Ну, не было, так не было, черт с ним, с Ухановым. Они, эти депутаты, такие скользкие, ни за что не ухватишь. А что же вы, господа хорошие, одемши? В квартире и одемши, нехорошо это. Мефодич, помоги-ка.

Тут же подскочил пузан, проворковал нежно:

— Сымайте куртейки. За оружие не беспокойтесь, никто не сопрёт.

— Нет, — разом сказали комитетчики.

— Пеняйте на себя, — хихикнув, произнес пузан и, подойдя к застывшему в дверях Лукичу, взял его за талию и повел к столу, приговаривая: — Пойдем, пойдем, мой хороший, горлышко промочим. А то Санек с Егоркой арестуют, негде будет нажраться.

— А что же сказали, что от Сеньки? — капризно произнес Лукич, усаживаясь на валик дивана. — А сами вот-вот ручонки скрутят. Врут, значит?

— Врут, Лукич, врут, — ласково ответил Мефодич, наливая ему стакан водки. — Где уж им, лопоухим, тебя арестовать.

— А главное — за что, — ввернул Башкиров, возвращаясь на свое место. — Устраивайся, Мефодич, устраивайся, в ногах правды нет.

Пузан мигом уселся рядом с Лукичом, который, закатив глазки, цедил из стакана вонючее пойло, и оказалось, что комитетчики стоят перед ними, как какие-нибудь подсудимые, как какое-нибудь гнусное ворьё перед строгими судьями.

— Встаньте, Лукич, — этаким нехорошим голосом сказал Гуцало. — Вы обвиняетесь в убийстве Тараса Евгеньевича Покровского и покушении на Новикова Андрея Петровича.

Но так как Лукич и бровью не повел, Гуцало рявкнул:

— Встать, сволочь, когда с тобой разговаривает офицер ФСБ.

Лукич от неожиданности поперхнулся, а Башкиров укоризненно произнес:

— Ну, зачем же так грубо, Александр Васильевич? Мало того, что в чужую квартиру ворвались с помощью наглого вранья, так еще и хозяина пугать изволите. Это вы, чекисты, со всеми так или только с теми, что послабее вас? Попробуйте-ка поорать на Сапрыкина или на какого-нибудь Дерипаску. Учтите, я буду жаловаться.

И нервно закурил, выпуская клубы сладкого удушливого дыма.

— Травка? — нехорошо улыбнулся, Гуцало. — Да у вас тут, граждане, целый букет правонарушений: и покушение, и убийство, и употребление наркотиков. Тянет сразу на несколько статей. Все собирайтесь, живо. Квартиру опечатаем. Ну!

Проорав это «Ну!», он ловко выхватил пистолет, Егор последовал его примеру.