Клиника Сперанского

Дальнейшая беседа проходила на тарабарском языке, и Игорь остался не у дел. Сидел себе, вылавливая порой из речи немецкие слова, которые никак не складывались в общую картину, жевал вкусную рыбку, чередуя с крупной черешней, разглядывал высокий сводчатый потолок, украшенные барельефами и лепниной стены, в общем валял дурака. Когда надоело пялиться по сторонам, принялся разглядывать гостей. Очень забавно было наблюдать за тем, как, почувствовав его взгляд, какой-нибудь из мужчин начинает поёживаться, бегать глазками, потом сердито смотрит, бормочет: «Чего уставился, свинтус?» и отворачивается, но ненадолго, вскорости проверяет, отстал ли от него Кислов. Нет, не отстал, всё пялится.

Кирхгофф что-то сказал Фадееву, и тот произнес, не поворачивая головы:

— Прекрати, тебе не пять лет. Что о нас подумают?

— Скушно, — ответил Кислов, балуясь. — Я, может, пойду?

— Сиди.

Наконец, дошла очередь и до Кислова.

— Я закупаю в Германии партию медицинского оборудования, — сказал ему Фадеев. — Составишь договор и распишешься, как юрист фирмы.

— Но я не юрист фирмы, — возразил Кислов.

— С позавчерашнего дня именно что юрист, — ухмыльнулся Фадеев. — Нужно читать приказы.

— Но позавчера я был в Москве, — резонно заметил Кислов.

— А сегодня под Мюнхеном, — ответил Фадеев. — Есть разница?..

После ужина бурбоны и примкнувший к ним Фадеев переместились в соседнюю комнату играть в карты, а Кислов вышел подышать свежим воздузом.

Стемнело уже, в воздухе еще стояла сырость, но дождь прекратился, небо прояснилось и над горизонтом слабенько проявилась Венера. Брусчатая площадь перед замком была ярко освещена фонарями, а расположенные дальше фонтан и ландшафтный кустарник были лишь искусно подсвечены, будто покрыты серебристой изморозью.

Сунув руки в брюки, Кислов не спеша направился к фонтану, но едва он миновал площадь, откуда-то сбоку вынырнула темная фигура, и перед Игорем, перегораживая дорогу, встал некто в облачении ниндзя, называемом, помнится, синоби седзоку. Не сказать, что стало не по себе, но от неожиданности по спине пробежал холодок.

— Нельзя, — сказал человек. Голос его был приглушен и искажен маской.

— Говорите по-русски? — удивился Кислов.

— Дальше нельзя, — повторил человек.

— А туда? — Кислов махнул рукой вправо.

— Никуда нельзя.

Пожав плечами, Кислов направился в замок. Не драться же с каким-то придурком в синоби седзоку, да еще соотечественником. Наверняка он здесь не один. Это что же за такой особо охраняемый объект на границе с Австрией?

Рашен ниндзя шел следом, и Кислов, всё так же идя не торопясь, руки в брюки, спросил через плечо:

— Давно здесь?

Человек вдруг остановился, прислушиваясь. Тут и Кислов уловил в отдалении какую-то возню, потом слабый крик. Ниндзя метнулся на шум, пропал в темноте, а через секунду раздался противный хруст, и его безвольное тело подобно тряпочной кукле было выброшено под фонарь. Следом за телом из тьмы выпрыгнул некто в черном плаще и полумаске. Шапка темных курчавых волос, судорожный оскал, мелкие заостренные зубки. Это же надо — счастливо удрать в Москве, чтобы через двое с небольшим суток нос к носу столкнуться не где-нибудь, а на особо охраняемом объекте под Мюнхеном.

Погрозив Кислову тощим пальцем, Шубенкин прошипел:

— Если б не метка, тебе, чекист, труба.

И метнулся на приглушенный топот многочисленных ног, навстречу невидимым врагам, а Кислов, понимая, что избежал смертельной опасности, заторопился в спасительный замок.

Сзади о брусчатку шмякнулось еще одно бездыханное тело. Шубенкин с противниками расправлялся скоро, чуть ли не в одно касание, и выкидывал на свет, чтобы все-все видели. Вот кучка борющихся появилась из темноты. Нет, эти ребята в синоби седзоку не были пушечным мясом, приемами они владели и скорость у них была приличная, просто враг достался не по зубам.

Схватив всё это краем глаза, Кислов прибавил ходу, вихрем влетел в парадные двери и едва не сшиб Фадеева, который спешил на выход с серебряным свистком в руке.

— Назад, — прошипел Кислов, оттаскивая его от дверей.

— Пусти, дурак, — пробормотал Фадеев, отбиваясь. — Он их там всех перебьет.

— Он и тебя перебьет.

— Отвали, козел.

Вырвавшись, спортивный Фадеев выскочил на крыльцо и, надув щеки, принялся дуть в свисток, который начал издавать негармоничные переливчатые трели.

Странные эти звуки, от которых ныли зубы, заставили присмиреть раздухарившегося Аскольда, который уже уложил под фонарь с десяток ниндзя, и с понурой головой подойти к Гордеичу.

— Игорек, — позвал Фадеев. — Поди-ка сюда.

Кислов вышел, Шубенкин ожег его взглядом, точно кнутом перетянул. Что же это за чудище-то такое в человечьем обличии? С виду тощ, малахолен, пальчики на руках тоненькие, почти детские, а силища, как у демона.

— Слушай меня, Аскольд, — сказал Фадеев внушительно. — Это хозяин. Хозяина зовут Игорь Анатольевич Кислов. Хорошенько запомни его. Хозяина Кислова нужно охранять и защищать. Запомнил?

— Запомнил, — ответил Шубенкин и ощерился. Десны у него кровоточили, а потому зубки были в крови.

Или это он кого-то задрал? Как волк — острыми зубами по горлу.