Клиника Сперанского

Стол был накрыт, Ираклий с Ниной уже повязали слюнявчики, показывая, что готовы слопать слона, даже бабуля сидела с краешку, но была она какая-то снулая, не агрессивная. Новиков вытащил из пакета три бутылки шампанского, торт, конфеты, ананас, сел рядом с Катей, и понеслось.

Три часа промелькнули незаметно, глядь — а уже одиннадцать. Уже и переговорено было немало, и шампанское кончилось, и бабуля уже часа два как почивала в своей спаленке, но ощущение было такое, будто всё это только-только началось. Однако, пора было и честь знать, Новиков начал прощаться.

— Останься, — попросила Катя.

— Завтра на работу, — вздохнув, ответил Новиков.

— В субботу-то? — сказал Ираклий.

Новиков развел руками — судьба, мол.

— Я тут тебе папочку приготовил, — вспомнил Ираклий и утопал из столовой, потом вернулся с прозрачной папкой, в которой лежало несколько рукописных листов. — Извини, что на компьютер не скинул, всё как-то недосуг. Ну, ничего, разберешь, у меня почерк хороший.

— А что там? — немедленно спросила Катя.

— По работе, — туманно ответил Ираклий, в том смысле, что ты-то, малявка, чего лезешь к взрослым людям?

— Ой, ребята, — сказала Нина. — Если левый бизнес, то нынче Меркурий это не приветствует. А-то бы остался, Андрей, места у нас много.

Предложение это было весьма неожиданное и, черт возьми, очень приятное. Новикова не просто принимали в эту семью, а принимали с охотой. Эх, жизнь поломатая, подумал он. Знали бы вы, ребята, в какой я сейчас дыре, по другому бы запели. Но ничего, ничего, будет и у нас праздник, не вечно же за лошадями подметать.

— Завтра рано вставать, — сказал он, не особо при этом привирая…

Вернувшись домой, Новиков первым делом открыл папку. Почерк у Ираклия был каллиграфический, но при этом он, Ираклий, был еще и хорошим специалистом. Наблюдения его были точны, а выводы аргументированы. Психологически Лопатин был выписан так ярко, так выпукло, что хоть портрет пиши, или роман. К сожалению, это была всего лишь психологическая зарисовка с акцентом на наиболее характерные черты характера Лопатина, то есть с точки зрения чекиста — молочная река с кисельными берегами, ни за что не уцепишься, но один фактик всё-таки Новикову показался любопытным. Касался он того момента в жизни Лопатина, когда тот исчезал на злополучных два часа. Так вот, после данного события Лопатин был замечен в том, что иной раз начинал разговаривать сам с собой, вернее, не сам с собой, а с каким-то сторонним оппонентом, которого слышал он один. Диагноз ему Ираклий влепил однозначный: слуховые галлюцинации. Бывало это крайне редко, так как Лопатину было неприятно, если его заставали за этим занятием, да и разговаривал-то он, кстати, таким образом, что не сразу догадаешься. Замыкался в себе и порою шлепал губами, ну да Ираклия на мякине не проведешь. Вот так, господа.

«Интересно, — подумал вдруг Новиков. — А я губами шлёпал? У меня ведь тоже был сторонний оппонент».

После этого он сложил бумаги Ираклия в стопочку, стопочку — в папочку, папочку — в кожаную папку, а папку — в чемодан. Бог знает до чего можно доболтаться с этими психологами. Мало ли о чем мог думать государственный муж и при этом шлепать губами? После того, как сцепишься с Жириком, будешь не только шлепать, а и ручками-ножками сучить, орать будешь в голос, пока тебя в психушку не увезут. Опасное это дело — быть депутатом, запросто можно тронуться.

«Ну что? — сказал он себе, ложась спать. — Воз и ныне там?»…

В девять утра он уже был на кладбище. Никого из нищих еще не было, и он позавтракал у тети Фроси. Она подала кладбищенские котлеты с поминальной кашей из гречки и компот из вишни, растущей на могилке купца Игнатова. Всего-то сто рублей, зато какая вкуснотища. Брала она по прейскуранту, писанному собственной рукой, где против каждого названия, придуманного ею же самой, стояла твердая цена. Цена колебалась в зависимости от инфляции, но не как на рынке, а в разумных пределах.

Вскоре начали подтягиваться нищие, Тарас приволокся предпоследним. Именно приволокся, так как на нем лица не было.

— Что такое? — забеспокоился Новиков, который, вспомнив слова Константина Борисовича о том, что «иной нищий побольше моего про эту Армию знает», решил сегодня озадачить бригадира вопросом о Добровольческой Армии.

— Да ничего особенного, — вяло ответил Тарас. — Всю ночь в казино отыгрывался.

— И много отыграл?

— Ни фига не отыграл, всё, что было, продул.

— А зачем играешь? — спросил Новиков. — Я понимаю — Кобзон. Но ты-то, нищий.

— Хватит пилить, — попросил Тарас. — Дай лучше часок покемарить. Постой на моем месте. А?

— Запросто, — ответил Новиков.

Новое место, напротив ворот, было не просто оживленным, а и дико, просто дико, рентабельным.

Тарас появился через пару часов и выглядел еще более мятым, чем до того. Сознался, что дико стареет, и сделал в рядах нищих рокировку, перебросив всех на старые места. Новикову он по-прежнему трафил — оставил поблизости от ворот, метрах в двадцати от себя.