Люди превратились в живые костры. Они разгорались ярче тысячи солнц: убийственный пожар, ослепительный фейерверк. Искристые змеи оплели тело, вгрызлись в кричащую плоть — нет! глубже! — в кричащий разум. Я погиб, осознал маэстро. Мы с Карни погибли оба! И виноват в этом я, старый дурак! Слишком поздно я вспомнил о дьяволе, коварном искусителе, предлагающем наивным простакам все блага земные в обмен на жалкий пустяк: бессмертную душу. Не важно, что слуги сатаны обошлись без договора — пергаментного свитка, подписанного кровью грешников. Бесы Ойкумены не нуждаются в пергаменте и росчерке пером. Так или иначе, результат один: Диего Пераль и Энкарна де Кастельбро погубили свои души на веки вечные!
Господи, мы же в аду!
Он горел, не сгорая. Теперь пламя геенны — навсегда. Тело становилось огнем и светом. Рядом пылала Карни: никогда она не была прекрасней, чем в этот гибельный миг. От рыжего толстяка, от живчика-помпилианца, от вудуна, брамайни, от сонма проклятых чертей к Диего с Карни тянулись шипящие шнуры, соединяя людей в двойную пентаграмму, в единое целое, в филиал пекла на земле. Сейчас земля разверзнется, сказал себе Пераль. Раскроется пересохшим ртом, не выдержав чудовищного надругательства. Сейчас бездна поглотит и бесов, и их жертвы.
Он ошибся: разверзлась не земля.
Разверзлось небо.
Контрапункт
Из пьесы Луиса Пераля «Колесницы судьбы»
Федерико:
Кончита:
Федерико:
Кончита:
Федерико:
Кончита:
Часть вторая
Хиззац
Глава пятая
Беженец
— Имя?
— Диего.
— Фамилия?
— Пераль.
— Отчество?
— Простите?
— Как звали вашего отца?
— Дон Луис.
— Записывать отчество или не надо? Многие любят с отчеством. Которые с Сеченя, те просто требуют. Вчера один устроил скандал…
— Спасибо, не надо.
— Как хотите. Гражданство?
— Эскалона.
— Такой планеты нет в каталоге.
— Простите, оговорился. Террафима.
Кабинет был из казенных. Стены до половины выкрашены дешевой «зеленкой». Выше — «мокрая» штукатурка, похожая на дюны у северного моря. Двухтумбовый стол, стулья из ротанга с высокими спинками. Рабочая сфера, закрытая для посетителя. В углу, над стеллажом с папками — портрет его высочества Пур Талелы XVIII. Топорща жидкие усики, принц без интереса смотрел на Диего. Маэстро уже знал историю про балбеса-туриста, который в баре испортил одно из вездесущих изображений принца, дорисовав его высочеству пышные усищи и бороду помелом. Балбеса арестовали. Ему светило пожизненное заключение за оскорбление царствующей особы. Спас туриста острый язык. Когда принц, лично явившись на заседание суда, спросил: «Зачем вы это сделали?» — протрезвевший балбес мигом ответил: «Для красоты, государь!» Пур Талела, втайне страдавший от чахлой растительности на лице, расцвел, облобызал подсудимого и тут же произвел героя дня в рыцарское достоинство.
— Причина?
— Что?
— Причина, по которой вы оставили Террафиму?
— Политическая обстановка. Угроза моей жизни.
Ответ Диего подготовил заранее. При необходимости он готов был развить тему, обрисовав мятеж и себя в нем — благонамеренного горожанина, подвергшегося насилию. Они с Карни готовились заранее, разработав историю в подробностях. Увы или к счастью, инспекторша не заинтересовалась деталями.
— Возбуждены ли против вас уголовные дела за совершение преступления на территории Хиззаца?
— Нет.
— Было ли вам ранее отказано в признании беженцем?
— Нет.
— Наличествует ли у вас гражданство третьей планеты, защитой которого вы можете воспользоваться?
— Нет.
— Состоите ли вы в в браке с гражданкой Хиззаца?
— Нет.
— Херня, дружок.
— Что? — оторопел Диего.
Он все время боялся, что его знание унилингвы недостаточно. Брякнешь что-нибудь, и сядешь пожизненно. И никакая борода для красоты не спасет.
— Я про свои вопросы, — сказала инспекторша. Ее ярко-красные губы сложились в приветливую улыбку людоедки. — И про твои ответы, по большому счету. Будь спокоен, чеши яйца. У нас всем дают статус беженца. Всем без исключения. И тебе дадут, не сомневайся.
Диего наклонился вперед:
— А зачем тогда спрашивать?
— Как зачем? — удивилась инспекторша. — Мне за это деньги платят. Кто ж станет платить деньги ни за что?