Клинки Приречья (ЛП)

— Там грязища, — пояснил Ричард. Вместе с Алеком он стал спускаться по узкой лестнице. — Скажу Марии прибраться.

Когда они вышли во двор, Алек заметил, что уголки рта фехтовальщика побелели.

— Я сам скажу.

Мария тоже была бледна.

— Это не я, — проговорила она. — Богом клянусь.

— Впустила несчастного выродка? У меня и в мыслях не было.

— Мы знаем, что ты терпеть не можешь оттирать кровь, Мария. Успокойся.

— Но кто? — спросила она. — Кто рассказал им, где вы живете?

— Всем известно, где мы живем, — протянул Алек. — Чудо, что они не пытались раньше. Может, в конце концов опостылело ждать. Не бери в голову.

— Долго еще? — спросил Ричард, когда Мария пошла наверх с ведром и тряпками, послав мальчишку сыскать кого-то, чтобы вынести тело.

— Семь дней, — сказал Алек. — И они перестанут присылать тебе новые игрушки.

— Не люблю, когда пакостят в доме.

— Мария тоже. Притащу ей еще ведро воды. Она ценит эти маленькие жесты.

— Пожалуй, — сказал Сент-Вир, — сегодня мы переночуем у Розали.

***

Чего я в тот вечер по улицам ошивался? Пытался на жизнь набарышничать, как и прочие. Управился рано, ну и двинул к Розали, пропустить стаканчик. Я и не думал за кем шпионить. Да заметил, как этот Алек в одиночку вышмыгнул всеми забытым черным ходом из таверны. При нем фонарь был. А мне и луны хватало. Ворошился он ходко, но минутой позже и Сент-Вир из той же двери появился. Фонаря с ним не было, я и решил, что он Алека вмиг нагонит. Только он не стал. Сент-Вир толком и одет не был — рубаха не завязана, куртка расстегнута, но в руке-то, конечно, меч. Он его на ходу пристегнул, а ступал сторожко и тихо, следуя за светом фонаря.

К бабке не ходи, было ясно, что что-то деется. Мне бы через плечо развернуться и шагать в таверну. Но я подумал, как знать? Не ровен час, им помощь занадобится. Вот и увязался за ними.

Алек к реке подошел против Университета. Вот и славно, решил было я. Надумал, наконец, воротиться откуда пришел! Но он только стоял на берегу, глядя через реку. А Сент-Вир стоял в тени, глядя на Алека. Как Алек к воде подступил, Сент-Вир напружинился, будто думал, этот сухофрукт туда бросится. Но Алек дальше двинулся, вдоль насыпи, ведя рукой по низкой стене, как по хребту огромного зверя.

Когда стена сошла на нет, он обратно в Приречье побрел, мимо запустевшего старого рынка, где только несколько бедолаг грелись у костра, отпугивая морок до рассвета. Зыркнули, как Алек проходил мимо, силясь съежиться, чтобы их не заметили. А он и не взглянул даже. Сент-Вир миновал их минуту спустя. Я себе прикинул, беды не будет, поискать среди них знакомцев, да эта кодла была не ахти как радушна.

На узких улочках держаться за ними стало труднее. Алек замедлил шаг. Будто стоял ясный весенний день и при нем было все время мира, чтобы добраться от Розали к своему жилищу. Слыхал я, Сент-Вир там нынче человека порешил.

Входить они не стали. Алек склонился головой к крошащейся каменной арке, что вела во двор. Рука у него была поднята, пальцы в кулак сжаты. Он пальцы распрямил не спеша, пробежал ими по наружной стене. И медленно отступил от дома, будто не хотел уходить. Потом нога за ногу побрел вниз по улице, где мы б его в потемках оба два потеряли, не будь при нем фонаря.

Знал он, что Сент-Вир за ним по пятам следует? Ну, а как иначе? Не думал же вправду, что один как сыч заберется в глухую ночь? Знал Сент-Вир, что это я у него за спиной слоняюсь? Пожалуй. А может, и нет. Может, каждый себе надумал прогуляться заполночь, да невзначай исходил вдоль и поперек все Приречье. Все закоулки, где оба любили поесть, и выпить, и сторговать что-то, учинить передрягу и выбраться из нее, убивать и стать притчей во языцех. Все до единого. Будто прощаясь.

Алек дошел до самого Моста — каменной махины, что ведет в ту часть Города, где тебе красуются богатые лавки, и изящные дома, и широкие тенистые дорожки вдоль реки, по которым прохаживаются их обитатели, пока взбираешься на Всхолмье, где нобили в своих поместьях млеют от свежего ветерка и отменного вида. Но в иных таки гнездится подлость и подлецы, кому до лампады кто твой хахаль, и кодекс чести, и всё и вся. Если Алек задумывал со своим фонарем ночным делом проскользнуть в особняк Тремонтеней, ему бы лучше глядеть в оба.

Темнота уж немного развиднелась. Теперь можно было различить его нескладный костлявый силуэт на фоне неба. Алек подошел к Мосту и остановился, даже не ступил на него. Просто стоял там, глядя на Город. Потом вскинул фонарь высоко над головой, то ли являя его реке, то ли являя себя всему миру. И зашвырнул штуковину подальше в воду.

Алек снова повернулся к Приречью, и к нам обернулся. Его лица было не разглядеть, но голос я слышал.

— Ричард? — позвал он в рассветную полумглу.

Смех и грех — смотрел-то он не в ту сторону.

Сент-Вир выступил из тени.

— Пойдем домой.

Они прошли в двух шагах от меня.

***

В Приречье, кто дорожит своим добром, держит двери на замке, но Ричард Сент-Вир давно покончил с этой привычкой. Тем утром, однако, он нашел дверь в их комнаты крепко запертой. Им пришлось снова спуститься к Марии за ключом.