Клинки Приречья (ЛП)

Ричард знал, что Алек — безбожный скряга — ни за что не сожжет письма, раз бумага исписана лишь с одной стороны. Ричард видел, что это хорошая бумага, гладкая и плотная, а чернила на ней — аккуратные и четкие. Он понятия не имел, о чём толковали письма. Но узнал грузные печати, воск которых Алек рано или поздно, наверное, растопит, чтобы сызнова пустить в оборот: «Тремонтень».

***

Я ошивался у Розали в тот день, когда пришли вести.

— Тремонтень! — запыхавшись, позвал Вилли с порога таверны. Но Алек даже глаз не поднял от костей. Он, как всегда, проигрывал, и, как всегда, не желал бросить игру и приберечь деньжата.

— Эй, Алек, послушай! — Шустрый Вилли добрался, наконец, до стола, где Алек играл в кости с Хэлом и Толстяком Роджем. — Эй! — Он задыхался. Еле дух переводил, ей-богу. — Я тебя зову, не слышишь, что ли?

— Я слышал, что ты кого-то зовешь. В чём дело, Вилли? С тебя льет, как с дешевой свечки, и смердишь ты похуже моего фарта.

— Я с новостями.

Пальцы Алека стиснули край стола, да кто его попрекнет? Новостью-то всегда могло оказаться, что Сент-Вир где-то истекает кровью.

— Ладно, выкладывай. У нас тут игра в разгаре.

— Твоя бабуля преставилась.

— Бабуля? О какой бабуле ты говоришь, Вилли?

— Ты знаешь, о ком я. Герцогиня. Герцогиня Тремонтень. Она умерла. Прошлой ночью. Я тебе рассказать пришел.

— О, пра-авда?

Он взял костяшку и долго на нее смотрел.

Потом произнес:

— Глаза змеи, — и бросил.

Мы все уставились на две опрятные точки посреди стола. Потом Алек поднялся и вышел из таверны. И много дней не показывался. Но Хэл держал для него увязанные в носовой платок деньги — всё до последнего медного пескаря. Кому охота объясняться с Сент–Виром. Да и ясно было, что удача повернулась к Алеку лицом.

***

— Ты разве не пойдешь ее проводить? — спросил Ричард. Он упражнялся в их комнатах, тупоконечным мечом делая выпады в стену, густо испещренную пометами его прежних тренировок. У Алека была собственная сталь — штопальная игла, с которой он научился обращаться еще в университете. Она тоже была тупой — и слава богу, памятуя способы, какими Алек применял острые предметы.

— Я избегал ее, пока она была жива. И гоняться за ней теперь было бы фарисейством.

— Я слышал, там могут быть фейерверки. Тебе нравятся фейерверки.

— Их устраивали в прошлом году в память лорда Гэйлинга. Это всех приободрило. А покойная герцогиня Тремонтень, я уверен, желала бы нашей глубочайшей удрученности. Полагаю, там будет хор.

Ричард знал, что ступает на зыбкую почву, но любопытство взяло верх:

— Значит, они тебя не ждут?

Алек пронзил иглой носок.

— О нет, они ждут меня, Ричард. Представление много потеряет без полоумного внука рука об руку с его свирепым мечником.

— Надень студенческую мантию, — шутливо предложил Ричард. — Она черная. Это их огорчит.

— Может, нацепить серебряную цепь тебе на шею и вести в похоронной процессии?

Ричард поморщился.

— Лучше не придумал?

Игла застыла в пальцах Алека.

— Лучше? Значит, ты против? А я было надеялся, что задумка тебе по душе.

Алек терпеть не мог, если кто-то что-нибудь узнавал о нем. Даже Ричард. А нынче всё открылось. Всему городу. Всему Приречью.

— Если решишь пойти, я пойду с тобой, вот и всё.

Ричард вернулся к тренировке, ритмично ударяя мечом в стену и нарочито не глядя на Алека, но слушая его уксусно-медовый голос:

— Что бы ни было, отправимся на похороны Тремонтеней и вольемся в величавое шествие величавых людей, во всём блеске являющих свое величие. Ведь они нас ждут. И нам не хочется их разочаровать. А после мы сможем проделать в ком-то из них дырку-другую. Вот этого они не ждут. Только подумай, как это всполошит сошедшихся плакальщиков. Даже станет городской сенсацией. Герцогиню забудут напрочь. — Алек снова ткнул иглой в дыру на носке, которая и не думала уменьшаться. — Впрочем, ее и без того скоро забудут. Ее власть закончилась, ведь так? Этим людям больше нет до нее дела. Они будут напоказ выражать соболезнования, тут же прикидывая, кто теперь станет ее преемником в устройстве наипомпезнейших обедов. Ты ведь знаешь, я никогда ей не нравился. На обедах я ужасен. Слова клещами не вытянешь. Да еще и неуклюжий. А ей нравятся ловкие люди. Ты произвел на нее впечатление. Для нее ты был бы желанным гостем. Ты когда-нибудь на нее работал?

— Никогда. Ты это знаешь.

— Что ж, еще не поздно. Взойди на Всхолмье и покажи всем, что ты умеешь себя держать. Если меня там стыдятся, это не значит, что и тебя тоже.

— С чего бы я пошел туда без тебя?

— С чего бы ты пошел туда со мной?

Ричард положил руки Алеку на плечи.

— Давай, — сказал он, — вообще никуда не пойдем. — Он ощущал исходившее от Алека напряжение.

— Как трогательно, — протянул Алек. — Как по-семейному.

Ричард взял Алека за руку, разжав стиснутую ладонь. На коже пылали алые отметины, но раны не было. Ведь это просто штопальная игла. Ричард поднес руку к губам. Ладонь была обжигающе горячей.

***