Клинки Приречья (ЛП)

— Подвиньте стол, — рассеяно велела Октавия, исследовавшая на нем внутренности летучей мыши. Они и впрямь оставили его на другом конце комнаты пару дней назад, а она только сейчас заметила.

— Только ничего не сломайте, — она могла разуметь чашу или руку сына, а может, то и другое разом.

Все уцелело. Ричард рос всю эту зиму. У него появились волосы в непривычных местах. Голос стал ломаться. Но от этого ему лишь больше хотелось совладать с непокорным клинком.

— А ты будешь красавчиком, — поддевал его старик, пытаясь заморочить голову во время тренировки. — Славно, хоть ты знаешь, как махать этой штукой — сможешь отгонять надоедчиков.

Да, славно. Последнее, чего ему хотелось, так это людской докуки. Этой осенью одна дуреха завелась ходить за ним по пятам, таскалась как пришитая, а когда он на нее не повелся — так стала швырять в него всякой всячиной, ну он и взгрел ее немного, совсем чуток, да только мать, прослышав об этом, и ему закатила взбучку — испытать, как оно ему понравится. Она сказала, что это для его же блага, но он-то знал, что она просто сильно обозлилась. И еще сказала, что он никогда, ни за что не должен поднимать руку на женщину или девушку, даже если она очень назойлива. Даже если она ударит его первой. «Потому что, сын, — сказала она, — скоро ты станешь гораздо сильнее. Ты можешь причинить вред, сам того не желая. И это будет несправедливо. А кроме того, не за горами время, когда по твоей вине они могут оказаться в… э-э-э… сложном положении — но об этом мы поговорим в следующем году, ладно?»

«А если ее брат станет за мной гоняться?» — Он еще в детстве натерпелся от деревенской ребятни.

Она повторила те же слова, какими благословила его в ту давнюю пору: «Что ж, попытайся его убить — если сумеешь».

*****

Этой зимой он редко видел Криспина. Снега выпало невиданно много, а сам Криспин корпел над науками. Отец подыскал ему в городе наставника из университетских и засадил обучаться математике, геометрии, правописанию и прочим премудростям. Когда они всё же увиделись, Криспин пожаловался Ричарду, что это точно был самый паршивый год в его жизни. Он не мог взять в толк, зачем ему тратить время на ученье, если у него будут секретари и управляющие, которые станут вместо него всё подсчитывать и записывать — за что заработал затрещину от отца, разъяснившего, что если Криспин не научится всему этому сам, его проведут в два счета, а поместье пойдет прахом. Тут совсем не то, что с фехтованием — такие дела мастера боятся; не ждут же от него, что он сможет сам подковать лошадь, верно? На следующий год он займется логикой, риторикой и танцами.

— Не поддавайся, — убеждал Криспин Ричарда Сент-Вира. — Не позволяй им учить тебя читать, ни за какие коврижки. А если она надумает, скажи, что слишком занят или еще что-нибудь.

— Скажу, что это вредно для глаз.

— Да что угодно. Это — начало конца, уж ты мне поверь.

Криспин подумывал сбежать, если дела будут совсем плохи. Но не в город — средоточие своего кошмара. Скорее, он возьмет лодку и отправится вверх по реке, если Ричард составит ему компанию.

Ричард сказал, что подумает.

Так они дождались весны.

Весной старику стало получше. Грея дряхлые кости, он часами просиживал рядом с дождевой бочкой, на скамейке у стены, как бобовый побег, что тянется к животворному свету солнца. Он фехтовал с Ричардом во дворе, к ужасу кур, которые потом не неслись неделю. Октавия посетовала было насчет цыплят, а старик разобиделся и заявил, что уйдет. Она не хотела его задеть, но все же рада была снова стать хозяйкой в собственном доме. Однако на следующий год им его не хватало. Октавия корила себя, тем паче что была почти уверена, что он мертв. Он был не вечен, и уже весной выглядел скверно. Ричарда, тем временем, взбудоражила новость, что прибывший из города новый камердинер лорда Тревельяна обучен также и фехтованию.

Ричард давно не рассчитывал на Криспина как на партнера в поединках. Криспин утверждал, что и так сыт ученьем по горло, а если они в кои веки могут провести время вместе, то уж лучше проводить его весело. Не было нужды говорить, что Криспин больше не был равным ему противником (кроме, разве что, рутинных упражнений, которые не вдохновляли и самого Ричарда).

Ричард места себе не находил, изобретая способы подступиться к новому камердинеру. Должен ли он держаться как ни в чем ни бывало и высказать свою просьбу будто невзначай? Или лучше отбросить всякое притворство и просто взмолиться об уроке?

В конце концов, дело решила леди Тревельян. Из-за эпидемии лихорадки мать Криспина вернулась из города на месяц раньше, и теперь изнывала от скуки. Ей-то и пришло в голову устроить фехтовальный поединок на пиру в честь Праздника Урожая.