Клинок эмира. По ту сторону фронта

Подбирая каждое слово, Полищук растолковал, что подводы и сани обычно присылает управа и наряжает на трое-четверо саней одного возчика. Но поскольку на леспромхоз ложится обязанность разгружать и укладывать дрова в городе, приходится выделять своих людей. В таких случаях он, староста, наряжает полицаев или стариков, живущих в леспромхозе.

Зарубин смотрел в одну точку. Какая-то неотвязная мысль продолжала беспокоить его.

– А кто сейчас поедет с санями? – заговорил он. Староста посмотрел на Кострова, как бы прося его помощи. Он не знал, кого пошлет Костров.

– На каждые сани посадим по одному человеку, – ответил Костров. – На одних – возчик, на других – полицаи, на двух других – Охрименко и Макуха.

Зарубин поинтересовался, какой дорогой можно попасть к больнице и обязательно ли надо ехать через город.

– Нет, не обязательно, – ответил Полищук. – Есть объездная дорога, через нижний мост.

Зарубин достал из планшетки карту, разостлал ее на столе и начал рассматривать.

Знакомая карта, над которой часто склонялись головы командиров, была испещрена пометками и воскрешала в памяти много ушедших в прошлое боевых эпизодов.

– Какую дорогу ты имеешь в виду, покажи, – строго сказал командир бригады.

Староста засуетился, зачем-то выдвинул ящик стола и полез в него, потом раскрыл стоящую в углу тумбочку, вернулся к столу и, наконец, промычав что-то невнятное, скрылся во второй комнате.

– Глаза, видать, не найдет, старая колода, – пояснил дедушка Макуха.

Полищук вернулся с большими очками в медной оправе, которые он протирал на ходу полой рубахи. Водрузив очки на нос и упершись руками в колени, Полищук склонился над картой.

– Ну? – нетерпеливо спросил Зарубин.

Полищук молчал.

– Где же эта дорога?

Староста по-прежнему молчал.

– А?

Полищук выпрямился и смущенно обвел глазами присутствующих.

– Не вижу что-то дороги, – растерянно пробормотал он.

– Нету ее тут? Не обозначена? – допытывался Зарубин.

– Ничего не разберу.

– А что видишь? – нахмурив брови, спросил Зарубин.

Губы у старика дрогнули, и он сознался:

– Ничего не вижу…

Это вызвало общий смех. Зарубин улыбнулся. «Что мы от старика требуем? – подумал он. – Наверное, и карту видит впервые!»

– Совсем ничего не видишь? – смеясь, спросил Охрименко.

– Все вижу, но ничего не разберу.

Дедушка Макуха хлопнул себя по ляжкам и хихикнул.

– Говоришь – китайская грамота? Это тебе, мил парень, не в старостах ходить, – уколол он Полищука.

Полищук беспомощно развел руками.

– Не приходилось иметь с ней дела, вот что, – оправдывался он. – А ты, видать, искушен в этой науке? – обратился он к Макухе.

Дед сразу перестал смеяться.

– Искушен, искушен! – передразнил он старосту. – Обо мне сейчас речи нет. Мой черед еще не подошел.

Зарубину вдруг стало жаль старика. Он пришел ему на выручку.

– Ты сам бывал в больнице когда-нибудь? – спросил он старосту.

Обрадованный тем, что со злополучной картой покончено, Полищук оживился, разгладил желтую, прокуренную бородку и рассказал, что лет пять-шесть назад ему довелось бывать в больнице. Он доставлял туда пиломатериалы.

Полищук хорошо помнил объездную дорогу и расположение зданий на территории больницы.

Рассказ старосты удовлетворил Зарубина. Он встал, заложил руки в карманы, прошелся по избе и остановился у окна. На дворе сгущались сумерки. Тихой, безлюдной выглядела единственная улица леспромхозовского поселка.

Никого не видно на ней. Окна в домишках закрыты наглухо ставнями, не пропускают света. А может, дома пустуют.

В голове Зарубина вырисовывался возникший совершенно неожиданно план, и командир, с того момента как заговорили о вывозке дров, все время напряженно думал о нем.

– Свет есть? – спросил он, резко повернувшись на каблуках.

– Сейчас, – ответил староста и выбежал из комнаты.

Возвратился он с ярко горящей керосиновой лампой.

Начали инструктировать Охрименко и Макуху, которые должны были на рассвете отправляться с дровами в больницу. Перед партизанами поставили задачу разведать движение по дороге, запомнить, где будут встречаться патрули, узнать, как производится проверка документов по пути. Самое же главное – попасть с дровами на территорию больницы, там заночевать, понаблюдать за ночным режимом, разведать, какова охрана, где стоят посты.

– Теперь вам остается хорошо поспать, – сказал Зарубин. Охрименко и Макуха уже хотели воспользоваться советом, но вмешался староста.

– Зачем спать? Надо подкрепиться на ночь. Пойдемте-ка со мной, сыночки, старуха кое-что придумала.

– Пойдем, папаша, – согласился Макуха, и они с Охрименко отправились в другую половину.

Зарубин и Костров остались одни. Зарубин аккуратно сложил карту и положил опять в планшетку. Затем скрутил тонкую длинную цигарку, подал кисет Кострову и задымил.

– Мыслишка у меня возникла, – сказал он, отгоняя рукой клубы дыма.

– Чувствую, – отозвался Костров, – и, кажется, догадываюсь, когда она у вас возникла.

Зарубин затянулся и удивленно посмотрел на начальника разведки.

«Неужели догадался?» – подумал он.

– Ну, говори, кудесник, когда?

– Когда заговорили о четырех санях, – ответил Костров.

Зарубин рассмеялся.