Клинок эмира. По ту сторону фронта

– Вот и замечательно. Идя сюда, мы надеялись, что найдем общий язык, – заметил Костров.

Опять молчание.

– Вы что, язык проглотили? – со злой усмешкой бросил

Снежко.

– Нет, нет… я не то что… как вам сказать, – сбивчиво залепетал Скорняк. – Мне жарко. – И он расстегнул ворот рубахи.

– Незаметно, – сказал Костров.

– Да нет, я не о том… – путаясь в словах, продолжал

Скорняк. – Я хочу напомнить… вы опять не поняли меня…

Мы никак не найдем общего языка… Вы же сказали, что имеете поручение…

– Хватит кривляться, – оборвал его Костров и расстегнул свою ватную фуфайку. За поясом у него торчал пистолет. – Мы партизаны. Держите себя, во избежание неприятностей, совершенно спокойно и давайте разговаривать без обиняков.

Если бы в эту минуту блеснула молния и ударил гром, это противоестественное для февраля явление природы, пожалуй, произвело бы на Скорняка меньшее впечатление, чем то, что он услышал.

Обхватив ладонями локти, он сжался в комок и смотрел на гостей, как кролик на удава. Его маленькие глаза почти не мигали. В комнате стало так тихо, что отчетливо слышалось частое свистящее дыхание Скорняка.

Костров напомнил Скорняку об участи майора Шеффера и заместителя бургомистра Чернявского, гестаповца

Бергера и предателя Брынзы, немецкого пособника Дубняка и нового коменданта Менгеля, пояснив при этом, что партизанам прекрасно известно, кому принадлежало «рациональное» предложение о роспуске больных из психиатрической больницы.

– Только за это одно, – предупредил Снежко, – мы можем сейчас свести с вами счеты, и никто этому не помешает.

Скорняк слушал молча и лишь изредка вздрагивал всем телом, словно его кто-то толкал в бок.

Тогда Костров предъявил ультиматум. Скорняк должен устроить на работу в школу хорошо ему известного слесаря-водопроводчика Марковского. Устроить срочно, в самые ближайшие дни, и чем скорее, тем лучше. Как? Это его личное дело. Кроме того, он обязан в трехдневный срок собрать в школе все интересующие партизан данные, а именно: количество людей – немцев и русских, их размещение, вооружение, распорядок дня, расстановка постов, расположение канцелярии и места хранения служебных документов. И, конечно, он должен молчать как рыба.

Если все это Скорняк выполнит, партизаны гарантируют ему жизнь. Это же послужит для него смягчающим обстоятельством в будущем, когда в город вернется советская власть. Не выполнит – пусть пеняет на себя. Разговор будет очень короткий.

Скорняк согласился. Он принял все условия и сроки и любезно проводил ночных гостей из дому. Трудно сказать, что переживал он в последовавшие за этим визитом дни, но на третьи сутки в условленном месте, в развалинах сгоревшей библиотеки, партизаны нашли объемистый пакет.

Скорняк просил срочно направить Марковского на территорию больницы непосредственно к коменданту школы, который о нем уже знает. Марковский будет работать, как и до войны, слесарем в кочегарке.

Далее Скорняк сообщал все интересующие партизан сведения о школе.

– Пусть Марковский сегодня же отправляется туда, –

предложил Костров Беляку.

– Не продаст, собака? – высказал опасение осторожный

Микулич.

– Не думаю, – сказал Беляк. – Жить, скотина, хочет…

– Тогда я пойду к Марковскому. – И Микулич стал прощаться.

– Иди, иди, – напутствовал его Беляк. – Надо ковать железо, пока горячо.

В подвале остались Костров, Беляк и Снежко. Беляк передал начальнику разведки документы, изготовленные для Охрименко и Макухи, которые были заказаны задолго до этого.

– Не догадываешься, зачем это нужно? – спросил с улыбкой Костров.

Беляк покачал головой.

– Думаю провести параллельную проверку. Одно сообщил Скорняк, другое разведает Марковский, а третье увидят своими глазами наши ребята.

– Ничего себе ребята! – усмехнулся Беляк, имея в виду возраст Охрименко и дедушки Макухи. – А под каким предлогом они там появятся?

Костров объяснил свой план.

– Неплохо, – согласился Беляк.

Тут же решили, что как только поступят сведения от

Марковского, Беляк без задержки направит их в леспромхоз. Потом распрощались.

Костров и Снежко покинули подвал.

7

Выслушав начальника разведки, Зарубин сказал:

– Ты, конечно, уверен, что Марковский будет принят на работу и останется цел и невредим?

Да, Костров был в этом уверен. Поведение Скорняка рассеяло всякие сомнения. «Большой трус, – решил Костров. – Во-первых, опасается за свою шкуру, во-вторых – за судьбу своего выводка, в-третьих – за свой дом. Он, наверно, даже рад, что дело обернулось таким образом, что и волки сыты и овцы целы».

– Все твои три варианта разведки, – сказал Зарубин, –

будут лишь подготовкой. Потом настанет моя очередь действовать. А поскольку это так, пойдем сегодня в леспромхоз.

Новая прогулка не особенно улыбалась Кострову: частые путешествия в город и обратно очень утомили его.

– А что, если мы не пойдем, а поедем? – осторожно спросил он командира бригады. – Запряжем парные сани и покатим.

– Еще лучше, – ответил Зарубин. – Давай командуй и заходи в окружкомовскую землянку. Надо попрощаться с комиссаром и Пушкаревым. Предупреди Охрименко и

Макуху. Пусть будут готовы.