Клинок эмира. По ту сторону фронта

– А куда же она девалась, Россия? Что это тебе – пуговка, что ли? – мрачно спросил он.

– Была и нету. Немцу покорилась Россия, – ответил

Охрименко все тем же громким, твердым голосом.

И вдруг чернобородый Климыч с размаху грохнул по дубовому столу своим большим кулаком так, что посуда подпрыгнула.

Все вздрогнули.

– Есть Россия! – крикнул Климыч. – Не покорилась она!

Была, есть и будет Россия!

В глазах Охрименко заблестели радостные огоньки.

Сдерживая себя, он как можно спокойнее ответил чернобородому:

– Не спорю, Климыч, может, Россия и есть, но людей русских нет, вывелись. Под фашистами смирнехонько ходят…

– Брешешь! – прервал его глухим криком Поликарп. –

Брешешь, черт лысый! Нализался и несешь околесицу.

Русские люди не выведутся. Не бывать тому… – закончил он, тяжело дыша.

– Точно? – спросил его Охрименко.

– Точно!

– Мы тебе что, не русские люди?… – проговорил плечистый белобрысый возчик.

– Тогда предлагаю выпить за русских людей, за Россию! – Охрименко, улыбаясь, высоко поднял руку с кружкой.

Костров посмотрел на сидящего против него бледного

Рузметова и с усилием глотнул воздух.

– За советскую власть! – выкрикнул Афонька.

Снежко вскочил с места, и голос его прогремел, как труба:

– За любимую партию предлагаю выпить!

Все поднялись, точно по команде.

– Тише… Тише… – остановил кто-то.

– Что тише? – огрызнулся Сидор. – Громче! За Россию!

За Сталина!

– Правильно! За советскую власть!

Климыч опешил. Взявшись обеими руками за ворот рубахи, он с силой рванул его.

– Что же это такое? Кто вы есть такие? – вопросил он сидящего рядом деда Макуху.

– Русские мы, советские люди мы, – лукаво подмигнул дед. – И дело свое знаем, будь покоен!

Климыч внезапно повалился головой на руки и как-то страшно захрипел, вздрагивая всем своим могучим телом.

– Сынка… Сынка… – прорывалось у него сквозь рыдания.

– Сына у него, Мишутку, эсэсы недавно шомполами до смерти засекли, – доверительным шепотом сообщил Макухе Сидор. – Вот он и мучается. Один был у него сынок.

– За что засекли? – нахмурившись, спросил Макуха.

– Партизанам в лес харчишки таскал, а они выследили и изловили…

– И сам партизаном был? – продолжал интересоваться дед.

– Куда ему там! – вмешался в разговор Поликарп. –

Пятнадцать годков всего мальчонке… А вот смотри, видишь? – Он быстро поднял рубаху, обнажая грудь. – Видишь?

На груди возчика краснели широкие рубцы.

– Гитлеровцы – собаки. Штыком… – Поликарп заскрежетал зубами и опустил рубаху. – Думал, подохну, ан нет – выжил. А кабы не эти раны, думаешь, я тут бы с вами дрова колол? И все одно уйду, дай только подкрепиться маленько, пусть легкое заживет.

– Куда уйдешь? – усмехнулся Макуха.

– В лес.

– Зачем?

Поликарп внимательно поглядел в глаза старика, как бы решая, можно ли ему довериться, и сказал:

– К партизанам.

Дед Макуха расхохотался.

– Чего ржешь? – настороженно спросил Поликарп.

Макуха умолк и, обняв Поликарпа за плечи, серьезно проговорил:

– Ладно, не ищи партизан, я тебя сам сведу к ним, только подай сигнал, когда нужно.

– Ой, брешешь, старик?… – сказал с недоверием Поликарп.

– Ей-богу…

Климыч уже успокоился. Он смущенно оглядел всех, выпил остатки самогона и снова повеселел.

– Где этот боров толстобрюхий упрятался? – прогремел он басом. – Вот бы ему сейчас всыпать горячих под самую завязку. Староста! Пусть бы знал, как на немцев работать, Ишь, сволочуга!…

– Я вот тебя этой коряжиной огрею, – подал голос из-за печки Полищук и подошел с увесистой дубиной к столу. –

Тогда разберемся, кто на кого работает.

– Свой парень, не замай, – сказал кто-то из партизан.

– Таких бы да побольше, – добавил другой.

Климыч недоуменно тряхнул головой, шумно вздохнул. Сидор залез на нары, подобрал под себя ноги и запел тоненьким, неверным голосом пьяную песню.

– Сидор! Черт окаянный! Уймись! А не то я тебе на людях выволочку устрою, – пригрозил Климыч.

– Кто он, мужик этот, Сидор? – допытывался дед Макуха у своего соседа.

– Хороший мужик, – заверил Поликарп. – Человек верный. Вот только молоть языком любит.

В среду в полдень, прежде чем грузить дрова, партизаны стали укладывать на дно саней винтовки, автоматы, гранаты. Только тогда возчики окончательно поняли, с кем они имеют дело. До этого, по признанию Климыча, они принимали партизан за жителей окрестных деревень, мобилизованных и согнанных в леспромхоз на бесплатную работу.

– Значит, неспроста все затеяно? – поинтересовался

Климыч.

– Определенно неспроста, – ответил Рузметов. – Дело будет жаркое. А твои не подведут?

– Что ты, сынок! Ни в жизнь… Я вот только дивлюсь: среди вас молодых мало – раз-два и обчелся. Как же это так?

– А где ты теперь встретишь молодых возчиков? – лукаво спросил Рузметов.

– Оно, пожалуй, верно. Хитры вы, ребята!…

– В нужный момент и молодые появятся. Ну, поехали!

Обоз вытянулся вдоль улицы. На каждых санях сидел возчик, а на передних пристроился и леспромхозовский полицай.

Солнце светило ярко, приветливо, его горячие лучи напоминали о том, что весна уже не за горами.

10

Звездной морозной ночью обоз с дровами остановился у железных ворот бывшей психиатрической больницы.