Между ними покачивается, сверкая в радужных брызгах водопада, рукоять Косаля, будто метроном, отмеряющий ритм белого шума, в котором растворяется мир. Брызги оседают, сливаясь в тонкую розоватую от крови струйку воды. Изгибы валунов уводят ее в сторону от ручья, и она высыхает среди бесплодных камней.
Клинок рассек лоб Шанны, как у чудовищной, наизнанку вывернутой Паллады, но глаза ее все еще ясны и светлы – те же брызги смывают с них пыль. Зрачки сверкают, как алмазы, и я не понимаю, как мне жить дальше.
Райте оборачивается ко мне, пронизывая сияющим взором.
– Что скажешь, Кейн? – обращается он ко мне с глумливой почтительностью. – Готов в дорогу?
Язык отказывает мне.
Райте пожимает плечами.
– Моя благодарность, – бросает он фальшивому охраннику. – Передайте вашему руководству в компании «Надземный мир» глубочайшее почтение со стороны Монастырей. Также объясните, что мы сожалеем о гибели Администратора Гаррета, но вы сами можете засвидетельствовать – она была неизбежна.
– Согласен, – отвечает тот. – Посольство известят о назначении нового вице-короля, как только позволят обстоятельства.
– Мы готовы приветствовать его в духе истинного Братства, – напыщенно произносит Райте. – Всего вам наилучшего.
Фальшивые охранники молчат: соцполы никогда не прощаются. Молча делают разворот кругом и скрываются за утесом.
Я надеялся, что они меня пристрелят. Но это явно лишнее.
Я еще дышу, но это не значит, что я жив.
Так что, когда Райте выдергивает Косаль из камня, попирая башмаком лицо Шанны, я ничего не чувствую.
Так что, когда он подскакивает ко мне, и в иссиня-белых глазах его бьется тот же слепой голод, что я видел в стеклянных зенках мертвого Берна, и кричит: «Я Райте из Анханы. Ты, Кейн, мой пленник, и ты умрешь!» – я без всякого удивления слышу собственный ответ:
– Я не Кейн. Кейна больше нет. Кейн мертв.
Слова эти по какой-то причине наполняют мальчишку восторгом. Он стоит надо мной, увенчанный славой, раскинув руки, будто хочет обнять весь мир.
– День пришел! – запрокинув голову, орет он в безграничное небо. – День пришел! Ибо я есть!..
У меня еще хватает сил тупо удивиться: кем он себя считает. Но сил беспокоиться об ответе уже нет. Я могу думать только о Фейт.
Но не могу представить, чем случившееся обернулось для нее.
Господи, Фейт… Я знаю, ты не слышишь меня, но…
Господи, Фейт…
Прости.
Глава десятая
В дверь постучали без злости – не слишком громко и настойчиво, пару раз, словно бросили походя «Привет!», – но когда Делианн открыл, то едва успел разглядеть рослого, широкоплечего хуманса с добрыми глазами и физиономией, напоминавшей как цветом, так и топографией вареную картофелину. Большего он рассмотреть не успел, потому что в поле зрения его возник весьма внушительный кулак хуманса, приближавшийся слишком быстро и столкнувшийся с переносицей Делианна на такой скорости, что чародей даже не запомнил, как упал. Пропустив промежуточные стадии, он обнаружил, что лежит на ковре в облаке сверкающих белых искр. Во рту стоял вкус крови.
– Привет, – дружелюбно бросил хуманс, шагнув к Делианну, и отвесил ему изрядный пинок тяжелым башмаком под ребра, над почкой, достаточно увесистый, чтобы пара ребер треснула хрустко и чуть слышно.
Делианн согнулся пополам, харкая кровью.
– Руго, – бросил хуманс с такой интонацией, словно это было имя.
В дверь шагнул огр в алых с медным узором доспехах стражи «Чужих игр», расправляя тошнотворно знакомую серебряную сетку. Одним взмахом он набросил сеть на чародея, потом ухватил Делианна здоровенной лапищей за плечо и вздернул в воздух. К тому времени, когда Делианн убедил себя, что это происходит на самом деле, он уже был увязан в мешок и лежал на мускулистой спине великана.
– Имей в виду, – заметил хуманс, – Кирендаль проснулась и жаждет тебя видеть.
Безумная скачка по тайным коридорам «Чужих игр» кончилась тем, что огр, словно клыкастый Дед Мороз девяти футов ростом, стряхнул с плеча мешок и вывалил Делианна вместе с сеткой на пол перед кроватью Кирендаль. Он приземлился на копчик, неловко извернувшись, отчего ребра заболели сильней, чем от пинка.