Вестовыми черенами назывались изначальные записи Перворожденных, появившиеся за тысячи лет до того, как те изобрели письменность. Натренированный чародей мог запечатлеть на жидкокристаллической структуре древесины собственный фантазм; уничтожить таким образом впечатанный фантазм было невозможно, покуда целой оставалась палочка. Процесс этот был весьма трудоемок и вышел из всеобщего употребления несколько тысяч лет тому назад. Вестовыми черенами пользовались только в случаях государственной важности, и то редко – разве что речь шла о королевской свадьбе или объявлении войны. Делианн мог бы никогда в жизни не увидеть вестовой черен, если бы род Митондионн не состоял из наследных хранителей невысокого кустарника, из ветвей которого изготавливали палочки; само слово «митондионн» переводилось на вестерлинг как «вестовой черен».
– Голубь принес пару часов назад, – объяснила Кирендаль. – Тебя никогда не интересовало, как я узнаю`, что творится на другом конце континента? Смотри.
Она бросила черен, и Делианн машинально поймал его.
Жезл невероятно тяжело лежал в руке, будто сработан был из золота, а не из дерева. Делианн покрутил его в пальцах. Черен вызывал у него цепенящий ужас.
Вестовой черен мог прибыть из одного-единственного места.
Из Дома.
– Давай, – бросила Кирендаль. – Смотри.
– Я… э-э-э…
Жезл налился такой тяжестью, что удержать его в руках становилось непосильной задачей. Во рту пересохло, язык болтался мертвым грузом.
Торронелл отправился бы прямиком в Живой чертог.
Делианн поднял глаза; даже смотреть на черен ему было трудно.
– Не хочу, Кир, – униженно пробормотал он. – Лучше перескажи, что там. Пожалуйста.
– Это не просьба, подменыш. Еще раз повторяю: смотри. Если мне придется повторить в третий раз, это случится после того, как Руго перебьет тебе булавой ногу. Понял?
Глаза ее были непроглядно-темны и тусклы, будто закопченные стекла.
Делианн снова посмотрел на вестовой черен: радужный блеск его вдруг стал непристойно-омерзителен, словно помада на губах шлюхи.
Но что за страшную весть он может содержать? В снах Делианн уже тысячу раз видел Митондионн разрушенным – хуже, чем в самых страшных его фантазиях, быть не может. Он отворил свою Оболочку слабым отзвукам Силы, впечатанным в вестовой черен; вокруг него закружились цветные пятна, звуки и запахи леса последовали за ними, складываясь в разборчивый фантазм, и Делианн понял, как ошибался.
Ничего страшнее, чем увиденное, он не мог бы себе представить.
Под тяжестью бьющих в мозг образов Делианн опустился на колени. Кирендаль молча взирала с груды подушек, как фантазм питает его воображение немыслимыми ужасами.
Делианн увидел Живой чертог в огне; пламя выжирало самое сердце пущи. Он видел трупы Перворожденных – десятки, дюжины, сотни. Видел, как крадутся по лесу дикие твари с окровавленными пастями, – и под масками диких тварей узнавал придворных щеголей и модниц.
Он видел полусгнившее тело короля, своего отца, лежащее на полу гардероба, где он, должно быть, прятался. Двое голодных, обезумевших юношей-фейяллин нашли его там и зубами терзали сырое несвежее мясо, чтобы выблевать его кровавыми лужами на дорогие ткани одежд, сброшенных с полок умирающим королем под грубое смертное ложе.
Он видел расклеванный воронами труп фея в любимом камзоле Торронелла; были ли то останки его брата, он не мог бы сказать. Тело было подвешено высоко над землей, от паха до груди насаженное на сломанный сук.
– Нелегко смотреть? – спросила наконец Кирендаль. Делианн едва услышал ее. – Вот так я и решила. – Голос ее неожиданно враз посуровел и стал напоминать скрежет ножа по оселку. – Ты Актир…
Перед глазами Делианна стояла одна и та же картина: запрокинув голову, точно в экстазе, черный ворон пропихивает в зоб глазное яблоко Перворожденного – быть может, Торронелла.
– …И Кейн был Актир. Все сорвалось с катушек. Паллас Рил ошивается поблизости. Все вы как-то связаны – ты, и Паллас Рил, и Кейн. Думаю, слухи ближе к истине, чем считается: все это связано с кейнистами. – Губы ее изогнулись в жестоком оскале стайного охотника. – Я валяюсь здесь с той минуты, как проснулась, пытаясь сообразить, что я могла сделать, чтобы все обернулось иначе, и в голову приходит только одно: надо было вывести тебя из заведения и грохнуть на месте в тот же вечер, как ты заявился.
Делианн посмотрел на нее, не находя слов.
– Тап, – жестко проскрипела она, – была единственным живым существом на белом свете, которое искренне меня любило.
Делианн понурил голову.
Кирендаль не сводила глаз с холодных черных парчовых гардин, и казалось, что под одеялом она обнимает себя за плечи, пытаясь сдержать дрожь.
– Отведи его в белую комнату и проломи башку. Тело бросишь в реку.
Огр вновь накрыл Делианна серебряной сеткой – тот даже не шевельнулся, – перебросил через могучее плечо и унес прочь.
Болтаясь на плече великана по пути в белую комнату, Делианн вертелся под сеткой, пока не размял сведенную шею настолько, что смог заговорить.
– Не надо, – пробормотал он.