Клинок Тишалла

Но сейчас Хари коснулся ее, и Шанна ощутила его боль и ярость – словно игла пронзила вздутый нарыв, в который превратились ее истоки. За много миль она коснулась его своей силой, заживляя раны и облегчая страдания. И вот тогда ее сердце кольнул ужас – чувство, столь чуждое ее натуре, что она поначалу не сумела ни распознать его, ни определить источник.

Ее дочь звенела в отдалении контрапунктом ее Песне, счастливая даже в чужом доме, где держала ее бабка. Фейт не испытывала страха; отец обещал ей, что придет за ней, обещал, что все будет в порядке, – и все же оказался здесь, одинокий, раненый, измученный, оставив Фейт в руках врагов.

Вот что отравило ужасом ее спокойствие.

Сладостная нота в Песне Чамбарайи, что была физическим телом Паллас Рил, прозвучала над любимым местом ее медитации – залитой солнцем лужайкой над заросшим ивами ручьем, в окружении дубов и грецкого ореха, что в трех днях пути на юго-запад от Анханы, – чтобы найти в Песне отзвуки знакомого аккорда, еле слышной темы шумных каменистых порогов в семи лигах выше по течению. Она поймала этот отзвук и спела его вместе с рекой; сочетая эти аккорды с томным ритмом солнечной лужайки, она соединяла их в пространстве и времени.

Один шаг перенес ее с лужайки к порогам.

Еще за семь лиг она услыхала тихий шорох болот, где смеются камыши и бормочут под землей узловатые корни деревьев; несхожие мелодии слились в ее Песне, чтобы богиня могла шагнуть от порогов в болото.

Так и шла она вдоль реки.

По мере приближения все ясней она ощущала в теле Хари боль превыше той, что может испытывать плоть: ужас и холодную ярость. Страх. Отчаяние.

И в то же время рядом с ним не было никакой угрозы, никакой опасности. Она ощущала лагерь на перевале так ясно, словно его отбросы стекали прямиком ей на язык. Смутно чувствовала какофонию тысячи жизней на самом краю своего водосбора. И ничто в округе не желало Хари Майклсону зла – лишь простые людские души слышала она, слепо, как это водится среди людей, ведомые призраками голода, похоти, сластолюбия.

Чего ему бояться?

Тринадцать шагов привели ее на озаренный рассветом склон пониже перевала, который люди зовут Криловой седловиной, – груда земли между иззубренными пиками, закопченными до стального цвета. Отыскав в Песне мерный перезвон стекающего в каменную чашу маленького водопада, слившийся ныне с торопливым стуком сердца Хари, Паллас Рил сделала последний, проминающий реальность шаг и очутилась рядом с мужем в каменистой теснине, куда рушился водопад.

Хари валялся на спине на краю пруда, наполовину вбитый между камнями. Лицо его было забрызгано, руки стянуты за спиной, в рот воткнут кляп. Он простонал что-то сквозь тряпку, в глазах стоял безумный ужас.

Шанна опустилась на колени, погладила его по щеке, и холодные брызги нежно оросили ее шею. Даже вонь людских испражнений не казалась ей неприятной, потому что ниже по течению их поглощали водоросли и травы, разрастаясь необычайно.

– Все в порядке, Хари, – проговорила она. – Я здесь.

Она могла бы сложить в слова птичьи песни и журчание воды, стрекот сурков и треск камней, расколотых корнями травы, но вместо этого она заговорила губами Паллас Рил, по той же самой причине, по которой собственными пальцами стала вытаскивать тряпку изо рта Хари, вместо того чтобы призвать на помощь свою власть. Иногда даже богиня должна оставаться человеком.

Теперь она понимала его отчаяние: кто-то бросил его здесь умирать, и он боялся, что она не успеет явиться вовремя. Богиня впустила в свою Песню печальные обертоны меланхолии. За столько проведенных вместе лет она так и не сумела его убедить, что жизнь людская – всего лишь струйка в потоке жизни; когда эта струйка, прекрасная и недолговечная, сливается с основным течением реки, ничто не потеряно. Теряться нечему.

Река вечна.

Слезы льются по его лицу, смешиваясь с грязными брызгами водопада. Шанна распутала тугой узел на грязной тряпке, Хари дернулся от ее прикосновения и судорожно выплюнул кляп в воду.

– Беги, Шанна! – прохрипел он. – Это ловушка! Беги!

Она улыбнулась. Он что, ничего не понимает?

– Здесь нет опасности, Хари…

Хари забился в своих путах и завыл – безраздельное отчаяние звучало в его вопле.

От этого крика она вздрогнула, как от оплеухи. Неясная тревога, беспокоившая ее в последние минуты, вдруг невероятным образом пошатнула землю под ногами, и та подалась с неслышным рокотом. Планета, частью которой являлась богиня, потеряла целостность. Словно рассвет над горами, в душу ее входило осознание страха.

Каждое слово Хари выплевывал с кровью, словно его тошнило колючей проволокой:

– Шанна, твою мать, раз в жизни, блин, сделай как я говорю, ТЛЯ, БЕГИ!!!