Он искренне надеялся, что по другую сторону бокала с отравленным вином его ждет лишь тьма, в которой нет боли, но даже если он должен будет предстать перед высшим судом за свои грехи – не страшно. Даже самая жуткая из преисподних покажется раем в сравнении с реальностью.
Щеки его коснулась прохладная ладошка, кончики пальцев уткнулись в шею, будто нащупывая пульс. Легкое это прикосновение принесло с собой столько утешения, что Делианн не в силах был отшатнуться. Холодная рука вытягивала боль, как мокрое полотенце лихорадку. Его передернуло – словно что-то внутри невольно цеплялось за уходящую боль, как сжимаются вокруг наконечника стрелы края раны, если вытягивать ее слишком медленно.
– Тсс, – пропел женский голос, – все хорошо. Все хорошо. Я уже здесь.
Дыхание ее пахло зеленой листвой под солнцем и зреющими на влажном от дождя поле колосьями.
– Нет, – прохрипел Делианн. Прикосновение незнакомки унесло столько боли, что голос и способность двигаться вернулись к нему. – Нет. Всему конец. Ты коснулась меня. Теперь и ты умрешь.
– Меня не так легко сгубить, – мягко отозвалась она. – Открой глаза, Крис Хансен. Я принесла тебе благую весть.
– Что? – Делианн вздрогнул. – Как ты назвала меня?
Он открыл глаза и снова потерял голос.
Незнакомка сияла в темноте, словно единственный луч солнца озарял ее, и ничего больше вокруг: невысокая, хрупкая женщина людской породы в простом платье; растрепанные темные кудри обрамляли лицо приятное, но не примечательное ничем, кроме бьющей сквозь него спокойной мощи – сверкающего ореола жизненной силы, настолько густой и плотной, что первый же взгляд выжег все воспоминания Делианна о красоте, как испаряется в горне лед. Глядя на нее, он забыл, что на свете есть другие женщины.
В груди захолодело от священного ужаса.
– Кто… – выдохнул он. – Кто вы?
– Меня зовут Паллас Рил.
– Царица Актири? – невольно спросил он.
В элКотанском пантеоне имя Паллас Рил носила правительница демонов, наложница злобного Князя Хаоса – но элКотанские лубки и вертепы изображали совсем не такую женщину…
– Если позволишь, – ответила она.
Делианн вздернулся на ноги, будто гальванизированный, и, отстраняясь, подключил свой мысленный взор.
– Я не желаю иметь дела с людскими богами, – осторожно вымолвил он.
Женщина выпрямилась медленно, улыбнувшись ему тихо и печально. Оболочка ее выходила за пределы комнаты, сияя словно полуденное солнце; Делианн не мог нашарить ее пределов.
– Я человек и богиня, но я не богиня людей. Знай, я друг тебе, Крис Хансен…
– Почему ты называешь меня этим именем?
– …И я ответ на твои мольбы о помощи.
Делианн застыл, пошатываясь. Его захлестнул поток тоски и боли, бившийся под сердцем, – на мгновение забытые, они вернулись с новой силой.
– Как… кто?..
– У меня много имен. Перворожденные зовут меня Эйялларанн.
Ее Оболочка окутала его, окружила, затянула коконом. На полсекунды он расслабился…
…и вошел в ее разум.
А она затопила его; вмиг его разум переполнился, перешел за грань боли, а она лилась еще и еще, бесконечно, как будто жестокий великан решил споить дерзкому целое море. От криков орла над Криловой седловиной до медленных движений мечущего икру тритона в грязи теранской дельты, от скрипа старых ветвей на ветру в глубине пущи Ларрикаал до журчания ручья, омывающего мшистые камни ниже Общинного пляжа Анханы, – река хлынула в него, грозя расколоть череп, разбрызгать дымящиеся комки мозгов по комнате…
– Довольно, – промолвила она, и поток оборвался так, будто перед лицом Делианна захлопнули дверь. – Будь осторожней, Крис. Таким, как ты, опасно касаться всего, что встретишь.
Делианн отступил на шаг, задыхаясь, закрыл руками лицо. Безумное кружение стен постепенно замедлялось. Неспешно, почтительно он опустился на колени.
– Прости, госпожа, – смиренно промолвил он на языке Перворожденных, склонив голову. – Я не признал тебя.
– Твое почтение выдает людские корни, – церемонно ответила она на том же наречии. – Перворожденные не преклоняют предо мною коленей; по обычаю меня должно приветствовать поцелуем, ибо я суть твоя матерь, твоя сестра и твое дитя.
Поднявшись, Делианн обнял ее; как странно – она оказалась ниже его ростом и хрупкой, словно тростинка.
– Чего ты хочешь от меня? – спросил он.
– Не поддавайся отчаянию, – ответила богиня. – Через несколько дней по городу и по всей стране прокатится новая хворь, и те, кого она коснется, смогут не опасаться ВРИЧ.
– Не понимаю!
– Так я справлюсь с чумой. Новая зараза подарит иммунитет к старой.
– Это в твоих силах?
– О да. Поэтому не оставляй надежды.
– Надежды? – медленно повторил он. – Иммунитет… о мое сердце! Кирендаль! Кирендаль, стой!
Он метнулся в соседнюю комнату.
Зрелище, представшее его глазам, могло быть концом веселой пьянки – когда бесчувственные тела валяются по кроватям и креслам в забытьи, почти как во сне…
Закки устроился в тяжелом кресле, пристроив на груди бороду. Пишу прилег на кровать, мирно сложив руки на груди. Тап свернулась клубочком на думке, брошенной на туалетный столик.