– Есть еще два пункта – я приберег их напоследок. Во-первых, никто в «Баране» не вспомнил и Харша, хотя мы знаем, что он зашел и вышел. Даже в середине дня их прихожая похожа на склеп. Но, во-вторых, стоит открыть дверь буфетной, как оттуда льется яркий свет. Там два больших окна прямо напротив входа. Предположим, что Харш подошел к двери буфетной и увидел ее открытой. Значит, он стоял лицом к свету – лицом к тому, кто в эту минуту выходил, и к тем, кто еще находился в комнате. Но что мог видеть он сам? Я проделал опыт с портье. Свет бьет в глаза внезапно. Любой, кто появляется из буфетной, кажется силуэтом, у которого освещена правая сторона лица и тела. Если под открытой дверью, о которой Харш говорил Дженис Мид, он подразумевал настоящую дверь в «Баране», то вот что он увидел – силуэт на пороге и свет, озаряющий щеку, скулу, плечо. Не так уж много, сами понимаете – и маловато для полиции, – но достаточно, чтобы получить сильнейший шок, если ты такое уже видел раньше, и, возможно, не раз, когда сидел в темной камере в концентрационном лагере и дверь в освещенный коридор открывалась, впуская твоих мучителей… – Эббот прервался и внимательно взглянул на мисс Сильвер. – Знаете, из-за вас я погублю свою карьеру. Вы небезопасны… вы заразны! Вы вселяете в меня энтузиазм и заставляете фантазировать, так что я уже не уверен, кто я – полицейский или персонаж пропагандистского фильма. Искренне надеюсь никогда не узнать, что сказал бы шеф, если бы сейчас услышал мои слова. Давайте лучше поговорим о Мэдоке. Как там насчет бумаг и записей Харша – вы чего-нибудь добились?
Мисс Сильвер кивнула.
– Конечно.
– Быть того не может! Отчего вы не стали укротительницей тигров? И ни единой царапинки? Вы понятия не имеете, как Мэдок взвивался в воздух и клацал зубами, когда с ним разговаривал инспектор. Мы отступили измученные и в крови, но так ничего и не узнали.
Мисс Сильвер серьезно смотрела на него.
– Характер мистера Мэдока достоин сожаления, и у него весьма дурные манеры, но по сути своей, насколько я понимаю, он крайне чувствительный человек, который очень боится обиды. Вспыльчивость и грубость – некоторым образом защитная броня.
– И вы извлекли Мэдока из брони, как моллюска из раковины? Так что насчет бумаг? Где они?
– Должна заметить, что мистер Мэдок выказал изрядный здравый смысл. Когда его разум не затуманен страстями, мыслительные способности мистера Мэдока превосходны. Как и Дженис Мид, он отказывался поверить, что мистер Харш покончил с собой. Мотивом убийства, который немедленно пришел в голову мистеру Мэдоку, было обладание записями ученого и формулой харшита. Мистер Мэдок собрал все, что смог найти, и поехал поездом в Марбери ранним утром в среду. Он искренне признает, что отчасти им двигало желание спрятать бумаги мистера Харша подальше, пока не явился сэр Джордж Рэндал. Он не знал наверняка, какой властью обладает военное министерство. Мистер Мэдок хотел встретиться с адвокатом, а заодно осмыслить свое положение – в качестве пацифиста, государственного служащего и душеприказчика мистера Харша.
Фрэнк Эббот слушал с интересом.
– И что же он сделал?
– Посетил местного солиситора, мистера Мереваля, после чего направился в отделение банка Ллойда, где оставил на хранение большой запечатанный конверт.
– То есть бумаги у Ллойда? Мисс Сильвер улыбнулась.
– В конверте не оказалось ничего, кроме чистого листа бумаги. Но по пути домой мистер Мэдок зашел на Главный почтамт и оставил второй конверт, адресованный в лондонское отделение банка, – очень умный ход. Бумаги в Лондоне.
Фрэнк поднял бровь.
– Вам никто не говорил, что ночью в субботу отделение Ллойда в Марбери пытались ограбить?
– Ну надо же, – заметила мисс Сильвер и добавила: – Я не удивлена. Как предусмотрительно было со стороны мистера Мэдока отправить бумаги в Лондон.
Фрэнк благодарно взглянул на нее.
– Вы его просто очаровали! Он, как и все мы, скоро будет есть из ваших рук. Кстати, я так понимаю, Мэдок не передумал и не намерен уступить харшит правительству?
Мисс Сильвер лучезарно улыбнулась.
– Как странно, что вы об этом спрашиваете. Мы долго беседовали, пока ждали вас, и мистер Мэдок пришел к следующему выводу: будучи агентом мистера Харша, он обязан поступать так, как поступил бы мистер Харш, вне зависимости от собственных убеждений, которые, как он старательно заверил, остались неизменными.