Вадим тоже рассмеялся, жмурясь от боли, когда Илмо принялся промывать здоровенную ссадину на плече.
– Мы теперь оба… царевны… болотные… Неделю, наверное, болотом вонять будем, если только не проспиртовать… Может, проспиртуемся, а? Здесь наверняка что-то должно быть… Насколько я имею представление, как хурры пьют…
Вадим ухватился за его плечи, руки соскользнули по выступам грудных пластин.
– Тихо, тихо, только не падать. О господи, Вадим…
Вадим опустил взгляд вслед за взглядом корианца – на свои боковые, центаврианские органы, обвившие талию Илмо, а потом судорожно вжался в его тело, практически упав в его объятья. Его губы заскользили по ключицам и шее корианца.
– Ну, братец… Ну, я не то чтоб не предполагал…
Бетонная ванна, всё-таки, хоть как тесновата для того, чтобы двое могли стоять в ней, не соприкасаясь. Да и если б Вадим захотел сейчас выпустить Илмо, не сделал бы этого просто на инстинкте – ноги практически не держали. Никогда ещё беспомощность не была такой…
– Нет, всё-таки, Дайенн была б здесь более уместной или…
Вадим ответил сдавленным стоном – член Илмо упирался ему в живот. Корианский орган длиннее и толще земного, а главное отличие – даже не цвет, а вот этот трёхчастный элемент на конце, похожий на плотно сомкнутый бутон тюльпана. Эта деталь волновала его с того самого эпизода в фильме… Хотя нет, тогда он этого ещё не видел, фильм всё-таки был далеко не порнографический, крупным планом там ничего не показывали… Значит, уроки полового воспитания в старших классах, которые Вадим, как не корианец физиологически, мог посещать по желанию, по крайней мере, те темы, которые касались физиологии, а не этики, но можно подумать, у него этого желания могло не быть… Но совершенно точно, он думал о том, чтоб рассмотреть это вживую, с тех пор. И… при внешнем взгляде ведь всё равно трудно представить себе, что происходит внутри…
Отрицая искусственную, основанную на стыде и невежестве религиозно-буржуазную мораль, корианцы, разумеется, не были сладострастными нудистами из фантазий тех же лорканцев о других, «бездуховно живущих» мирах. Запрет и разврат – две стороны одной медали, демонстрация половых органов и тяга к беспорядочному совокуплению возникает там, где нет естественного и здорового выражения сексуальных потребностей. Среди эксгибиционистов ни одного психически и сексуально здорового, гармонично развитого и довольного собой экземпляра. Когда же человек знает, что его сексуальность не находится под запретом, и за неё, как за кусок хлеба на каждый день, не придётся сражаться – ни с обществом, ни с собой, когда он освобождается от власти ложных, действительно извращённых установок – он стремится к повышению качества жизни во всём… Подглядывание за переодевающимися девочками среди молодого корианского поколения ещё было – подростки везде подростки, а вот эксгибиционизма и сексуального насилия – не было. Не испытывая давления – не ищешь и форм протеста. Другое дело, что задача самопознания и познания своих желаний всё равно стоит перед каждым… Вадим, как никто, об этом знал, много раз отмечая с усмешкой, что, будучи психологом по образованию и умея разобраться в чужих мотивах и потребностях, не может разобраться в своих.
Он отстранился, выходя из-под потока воды, прижимаясь лопатками к чуть нагревшемуся от пара кафелю стены, его ладонь соскользнула с груди Илмо на этот цветочный бутон, вслед за нею и один из боковых органов обвил толстый, слегка вибрирующий стебель. Илмо посмотрел в совершенно пьяные, от ядерной смеси боли и возбуждения, глаза младшего товарища и почувствовал, что пути назад ему не оставляет, в общем-то, не он, а его собственное тело.
И действительно, что в этом такого… страшного… Не для свободного корианца, уверенного в том, чего он хочет. Правда, перед ним-то не корианец, и… чисто физиологически…
– У нас ведь это… ты знаешь… происходит не совсем так, как у вас…
– Смотря у кого – у нас, – блаженно улыбнулся Вадим, облизывая с губ сбегающие капли воды, – ну… я знаю, но мне… не кажется, что это… несовместимо… Да и моя физиология… всё равно не является чистым образцом…
Илмо потянулся навстречу ему, касаясь губами облепленного мокрыми волосами лба.
– Ты такой один, – хрипло усмехнулся он в висок Вадима, – царевна двух морей…
– Двух болот… Ты считаешь, причина в том, что… что я являюсь сразу и тем, и тем… и ничем до конца?
– Ну, ты корианец в несколько большей степени, чем я, – пальцы Илмо сжали его бедро.
– Или может, дело в этом моём… блоке… В желании… почувствовать кого-то в себе… Большинство людей не хотят, именно зная, что могут… Но ведь если невозможно… так сразу хочется, так?
– Тогда странен выбор объекта – мой пси-уровень круглый такой ноль.
– Ты, думаю, знаешь, что дело не в этом, – Вадим зачарованно ласкал кончиками пальцев рельеф грудных пластин корианца, ловил губами кончики кожистых отростков, жадно облизывая их.
– В том, что я выступал для тебя в роли старшего брата, «уча тебя плохому» несколько настойчивее, чем это делал Ганя, или… в том, что корианское стало для тебя неким фетишем?