Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)

– Я не всегда понимал то, что говорила моя мать. И возможно, я понял её неправильно… Но она говорила: «Бог приходит в людях. Только в людях. Только так мы можем к нему прикоснуться, и никак иначе. Только так он может сказать нам то, что хочет сказать, дать то, что хочет дать. И только так мы можем дать ему свою любовь». Я понял это так – бывает, то, что говорит, чему учит, к чему призывает человек – прекрасно, правильно, необходимо. И это бог говорит через него. И вполне нормально любить его за это. Любить именно сейчас, когда он, в этом человеке, с нами рядом. Потому что никакого смысла нет пытаться услышать или полюбить бесплотного бога, который где-то там. Любой человек рядом с нами может оказаться богом. Хотя бы немножечко богом. И если мы будем слушать его, благодарить за сделанное добро, поддерживать свет в нём всеми силами… это лучшее, что может быть. Вашего брата… многие тоже почитали как бога. Многие благодарили, и благодарят поныне.

– Алварес! – в гостиную вошёл Вито, кривясь то ли от чая с лимоном, то ли от услышанного, – я там эти вырезки держал не для того, чтоб ты мог перечитать и сидеть опять трепать себе нервы, а потому, что мне некоторые фамилии оттуда по одному делу нужны… Эркена, пытаешься вербовать себе адепта? С этим бесполезно.

– Синкара, я много раз говорил, что сам я не адепт этой веры. Не со всем из того, что говорила моя мать, я согласен, и очень мало того, что…

– Что ты вообще понял в том, что она несла, да-да. Я же шучу, ты почему не понимаешь образных выражений? Алварес, думаю, понимает. Ну, то есть, обычно он у нас примерно такой же зануда, как ты, но вот в подобном диалоге он чаще всего способен вычленить главное ценное зерно. Что, в конце концов, из каких бы причудливых оснований люди ни проповедовали внимание и любовь к ближнему, лишь бы проповедовали и лишь бы внимали. Ну, кому-то так особенно повезёт, если в нём увидят это самое… проявление света, добра и смысла в этом мире, особенно если это женщина, и… бог выражается физически, и любовь выражается физически, вот это я понимаю.

– Синкара!

– Я не сказал, вроде бы, ничего оскорбительного. Твоя мать действительно была… незаурядной и, как минимум, поэтически одарённой женщиной. Зрящие совершенно правы, говоря, что она умела видеть красоту. Красоту, смысл, бога в человеке… Минимум один раз она это, я так понимаю, доказала.

Эркена вскочил. Вадим уже до этого заметил, что в минуту волнения акцент у него становится особенно сильно выражен.

– Господин Синкара, я прошу вас не употреблять таких намёков о…

– И я думаю, я могу понять, почему она называла богом его. Не она первая.

– Господин Синкара, я очень прошу вас не рассуждать вообще о моём отце.

Люсилла проснулась посреди дня, потому что чутким слухом природа её точно не обидела. Даже сквозь сон – приятный сон о том, что они с Лораном вместе, законно, официально, рядом с его отцом и отчимом, которые больше не против, и их дочка просит немного подержать на руках младшего братика – она расслышала тихий плач. Мгновенно подскочила и была рядом, на подлокотнике кресла, в котором свернулся клубочком Лоран.

– Из-за кого? Отец, Элайя?

Он закивал, не разжимая губ. Казалось бы, пойми, насчёт кого.

– Я знаю. Лоран, я даже не могу тебе обещать, что твоя боль однажды пройдёт. Я не знаю этого наверняка. Бывает ведь очень сильная привязанность, и очень большая несправедливость, и действительно нестерпимая боль. Мне так жаль. Просто помни, что ты не один. И… однажды, я думаю, хотя бы что-то такое случится, что поможет тебе. Что сделает боль хоть немного меньше. Ну, например, ты уверуешь, что их души в раю… Почему бы не способ? Наверное, что-то такое обязательно должно существовать.

– В раю… В каком раю, Люсилла? Никакого рая недостаточно… Это не оправдание, не утешение. Я думал, что пройдёт время, и мы когда-нибудь встретимся, пусть он и не хотел этого, вернее, для него это было не так важно. Но я хотел просто его видеть, хоть иногда. Я понимал, что у нас совершенно разные пути, понимал, что он слишком другой, слишком необычный для меня, для того, чтобы быть рядом… Но я никогда бы не подумал… Это такая глупая, такая нелепая и неуместная мечта – а может, они там все ошиблись? Может, они все просто ушли куда-то? Может, ему удалось сбежать? Но я знаю… Умом понимаю, что нет его больше. Почему так? За что ему всё это было? Сначала болезнь, лишившая его детства, почти лишившая шанса на нормальную жизнь, а потом… потом жизнь бросила его в такие жернова – и перемолола. И всё-таки уничтожила. Видать, и правда проклятье на его семье – умирать так рано, так немыслимо рано…

– Ну, перестань, – Люсилла гладила его по волосам, – нет, всё возможно, может быть, и проклятье, но вообще, знаешь… герои редко умирают своей смертью… Но ведь он прожил жизнь так, как хотел её прожить… то есть, так, чтоб не пожалеть, правда? Может быть, конечно, он много чего ещё мог сделать, но и то, что сделал – он гордился этим, его это радовало. В том числе то, что он помог тебе. Ты был частью его радости, пусть тебя это утешит как-то.