– Знаешь, с тех пор, как мы вместе, я всё чаще думаю о нём. Не могу не думать. Думаю о том, что ты понравилась бы ему, не могла бы не понравиться… И я так хотел бы… Чтобы ты его увидела, чтоб сама узнала его, не по моим рассказам… И чтоб всё наконец действительно было хорошо. По-настоящему хорошо, без новых подлянок судьбы, хватит уже, неужели мы не заслужили просто человеческого счастья? Разве мы мало страдали? Разве не бывает такого, чтоб больше не страдать? Чтобы закончились эти споры с отчимом, ну или ладно, пусть не закончатся, такой он человек, но чтобы были по другому поводу, о какой-нибудь ерунде, но чтобы он принял тебя как мою жену, чтобы признал раз в жизни вообще, что тоже ошибается… Чтобы у нас была общая спальня, чтобы мой отец носил на руках мою дочку… И чтобы Ва… Элайя, Элайя… был жив, пусть жил бы где угодно, может, со своей семьёй, но иногда приезжал в наше поместье, чтобы мы сидели за столом и вы пили чай, или что-то крепче… Чтобы мои дети могли вживую поблагодарить того, кто меня спас…
Люсилла подняла его лицо за подбородок.
– Эй, помнишь, я говорила, что мечтать, верить – это совсем не глупо? Если бракири – торгаши, каких во вселенной мало, и точно знают цену всему, чему угодно, то это не значит, что они ни во что не верят. Ну, я не эталон… Но всё-таки во что-то верю и я. Какими бы мы материалистами себя ни изображали по жизни, это что-то такое, что в крови, в подкорке. Я же бракири, я не могу не верить. Так вот, и то, о чём ты сейчас говоришь, как о немыслимой мечте – оно исполнимо. Ну, хотя бы отчасти. Надо верить. И прилагать некоторые усилия. Этих двух компонентов обычно бывает достаточно. И… тебе ведь всего девятнадцать, вот повод найти несомненный плюс в том, что вы живёте по триста лет. В 2462 тебе будет всего 178, кажется, лет… Совсем даже не старость по вашим меркам, расцвет сил и трезвая память.
Лоран моргнул заплаканными глазами.
– Почему ты это говоришь?
– Потому что какое-никакое, но это то, что у тебя точно есть. Во что бы в остальном лично я ни верила, есть у нас вещи, в которых не принято сомневаться. Так что постарайся дожить, вот тебе и цель стоящая.
– Люсилла… Что будет в 2462 году?
– Следующий День Мёртвых, конечно. Ты сможешь снова встретиться с Элайей.
Он посмотрел на неё долгим, задумчивым взглядом. Потом обнял, крепко прижимая к себе.
– Я люблю тебя. Спасибо, что ты есть.
«Определённо, вот должна была, в свои годы и на своём посту, быть дальновиднее, что ли… – Дайенн изо всех сил изображала, что дремлет, прикорнув, на плече Вадима, это было лучшее, что она могла сделать, чтобы держать под контролем своё состояние, – должна была, отправляясь в чужой мир, как-то побольше узнать… о химическом составе той пищи, с которой там столкнусь… Ну да, конечно, я думала, что мы сюда совсем ненадолго… Но если не чай, то какое-нибудь мыло с этим проклятым инари в гостиничном номере мне могло встретиться! А там этот непеталактон, именно с той конфигурацией хирального центра, к какому у нашей нервной системы… почти никакой сопротивляемости нет… Ну, кто ж мог знать! Про некоторые бракирийские растения я читала, конечно, после истории с ничилином, да вот только инари не с Бракира завезённое, а местное, экалтинское… Это им крупно повезло, о да, для них это вкусоароматическая добавка сродни тому, как для людей ваниль, милая мелочь, очень перспективная для экспорта… Ну, а если они как-нибудь ненароком узнают, как это действует на нас – могут свой экспорт ещё интереснее увеличить… Ну, какой-нибудь… Напиток Любви, или ещё замысловатее назвать… Не действовало, кажется, только насчёт Раймона, видимо, потому, что он у меня… ну, как-то не очень воспринимается как мужчина…».
– Алварес, мне действительно жаль, что ты увидел эти вырезки. У меня не было такого намеренья.
– Вито, я не понимаю, зачем ты это говоришь.
– Потому что я затылком твою рожу вижу.
«Он переживает… На самом деле переживает, хотя и говорит об этом так нарочито небрежно, словно в раздражении. Ему и правда неприятно это слышать. Он ведь сам потерял не только братьев, но и родителей. Но лучше я сейчас ничего говорить не буду… Вообще ничего… А то заодно и глупость какую-нибудь ляпну…».
– Мне жаль, что моя рожа доставляет тебе беспокойство, но это ненадолго, потерпи уж до космодрома.