Читаем Ключи к «Лолите» полностью

“Видишь ли, у него там были и девочки, и мальчики, и несколько взрослых мужчин, и требовалось, чтобы мы бог знает что проделывали все вместе в голом виде, пока мадам Дамор производила киносъемку”. (Жюстине маркиза де Сада было вначале двенадцать лет.) [с. 459]

Вспомним еще раз “Кто есть кто”, где одним из его трех увлечений названа “фотография”[165]. Третьим его увлечением были “полугоночные автомобили”, что вполне соответствует Красному Яку и прочим машинам, на которых он неотступно преследует Гумберта и Лолиту.

8

Очевидно, я разглядел, или, вернее, узнал, не все детали созданного Набоковым узора, потому что мы видим их все сразу. Впрочем, моя цель в данной главе, помимо объяснения некоторых текстуальных загадок “Лолиты” и отстрела некоторых тигров, состояла в том, чтобы дать читателю Набокова представление о том, на какие детали следует обращать внимание и какие логические связи он должен делать, поскольку поэзия требует такой же точности, как геометрия. Произведения Набокова сделаны из тщательно подогнанных деталей, и автор прекрасно знает место каждой части в головоломке. Выражение dans l’art n’existe pas hasard[166], в общем, не совсем верно. Однако к искусству Набокова его можно применить в более строгом смысле, чем к произведениям большинства писателей. Это одна из сильных сторон Набокова – и в то же время, на мой взгляд, его главная слабость, не позволяющая ему подняться на вершину писательского Олимпа, которой достигли некоторые его предшественники (такие как Гоголь) в русской литературе XIX века, и состоящая в том, что он является исключительно хитроумным мастером. Есть одно крылатое выражение, приписываемое знаменитому русскому полководцу Суворову, которое я процитирую по дневнику князя Вяземского: “Тот уже не хитрый, о котором все говорят, что он хитр”. Его вполне можно метафорически и с полным основанием применить к Набокову-художнику. Тайная основа и техническая сторона мастерства Гоголя скрыты так глубоко, что практически невозможно формально проанализировать его творчество. В отношении же Набокова порой кажется, что у него слишком многое идет от головы и поэтому его можно анализировать. Великий поэт, вероятно, не подписался бы под этим заявлением, но как бы то ни было – к лучшему или худшему – последнее слово все равно остается за ним.

III

Стиль

Можете всегда положиться на убийцу в отношении затейливости прозы.

В. Набоков. Лолита

1

Многие считают Набокова самым блестящим стилистом, пишущим сегодня на английском языке. Единственным писателем, кто хоть как-то приблизился к свершению подобного подвига, был Конрад (Джозеф, а не Удо), однако его идеи и стиль (не говоря о том, что он не оставил следа в польской литературе) куда менее значительны, чем у Набокова. Тот любопытный факт, что Набоков научился читать по-английски раньше, чем по-русски, предполагает его внутреннюю расположенность к языку, используя который он добился совершенства и завоевал славу. Сам Набоков не раз извинялся за свой английский, утверждая, что русской прозой он владеет гораздо лучше[167]. Думается, эти извинения не вполне искренни. Ясность (порой обманчивая), простота и благозвучие его английского не идут ни в какое сравнение с языком его русской прозы. В “Даре” его повествовательные предложения настолько перегружены причастными оборотами, заключенными в скобки пояснениями и утомительным обилием точек с запятой, что читателю приходится с трудом продираться сквозь эти нагромождения[168]. Контраст между его кристально чистым английским и округлым русским просто поразителен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Литература как жизнь. Том II
Литература как жизнь. Том II

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Второй том – галерея портретов выдающихся личностей, отечественных и зарубежных писателей, актеров, ученых, с которыми автора свела судьба.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Литературоведение