Там, куда уполз сейчас Морковин со своими ребятами, стрельчато протянулась седая прядка тумана, сузилась и вскоре испарилась совсем, легла росой. Рассветало. Перекатный подозвал Алексея к стереотрубе. Двадцатикратно придвинулась рыжая, выстланная пересохшим дерном насыпь перед чужими окопами, за ней дальше остатки каменных строений, наверное, та самая, укрывшая узел обороны деревенька, белокаменный фундамент снесенного снарядами ветряка, левее обранная камышом затока, посреди которой чернела старая автомобильная покрышка. Однако именно потому, что все стало одинаково крупным и отчетливым, различить там что-либо живое, двигающееся было трудно. Алексей попробовал поделить эту ничейную полосу, наметить на ней промежуточные рубежи для атаки, но ничего хорошего не получилось. Если в развалинах деревни действительно оборудованы дзоты, то они будут держать под прицельным огнем все триста метров, и тут уж никуда не денешься; мертвое пространство только там, по ту сторону первой лилии обороны, а до нее надо рывком…
В широком просвете меж полуобваленными стенами вдруг, пригибаясь, кто-то пробежал. Без шапки, с непокрытой головой, в расстегнутой, с болтающимися полами куртке. И тут, впереди окопа, почти слившись, хлопнули два выстрела. Бежавший на миг вскинулся, распрямился, взмахнул руками, как бы пытаясь хоть ими дотянуться до стены, и не дотянулся, ничком ткнулся в землю…
— По-моему, подстрелили одного, — проговорил Алексей, приникая к стереотрубе. Что же будет дальше?
Солнце поднималось за спиной и отчетливо высветливало даже бурые швы сохранившейся каменной кладки и каждый куст бурьяна, которым заросли развалины. Несколькими минутами позже полынь шевельнулась; ее подминало тело того, кто пополз к первому, упавшему. И опять раздался выстрел. Морковин и его дружки, выдвинувшись на ничейную полосу с ее воронками, ровиками, кочками, просматривали не только передние траншеи врага, но и его ближние тылы, ходы сообщения, укрытые бойницы дотов. И в исподволь развернувшемся поединке участвовали пока только они четверо: немцы молчали. Лишь на какую-то долю секунды над немецким бруствером полыхнул отраженный стеклом оптического прибора пучок солнечных лучей. По все это так мгновенно, что поймать его, взять на прицел снайперской винтовки было бы не под силу…
Гитлеровцы ответили лишь спустя четверть часа. Так и не обнаружив места, где залегли снайперы, они повели минометный огонь по всей площади ничейной земли. Разрывы мин уплотнялись и уплотнялись, и казалось, там уже нет ни одной пяди, не прощупанной и не прочесанной осколками. Полем двигалась, вихрилась зловещая черная поземка, гнала перед собой комки дерна, стебли вырванных трав, облако бурой пыли.
— Послушай, Перекатный, надо выручать ребят, — встревожился Осташко.
— Да, можно бы им и отходить, — согласился замполит.
— Куда же, к черту, отойдешь под таким огнем? Тут не то что голову поднять — вздохнуть не дадут.
— Сейчас что-нибудь придумаем.
Перекатный, сгорбившись и прижимаясь к стенке — осколки свистели и над бруствером, у которого они стояли, — скрылся за изгибом окопа.
Вернулся с дымовыми шашками. Вскоре чадные смоляные косы распустились в степи и, снова свиваясь, сплетаясь в одну большую, заклубившуюся, закрыли горизонт. Перекатный закашлялся и, уклоняясь от наползавшего на окопы смрадного дыма, присел на корточки. Алексея же подмывало вылезти наружу… Уцелели ребята или нет? Что они медлят? Черную завесу уже относило к затоке. Первыми вынырнули из стелившегося дыма Стефанович и Пучков. Сохраняя выдержку, не прыгнули в окоп испуганными зайцами, даже чуть задержались на берме, оглянулись…
— А Морковин? — спросил Осташко.
— Вроде бы и его не задело. Ишь расшвырялись! В отместку? Выходит, есть за что? Ни с того ни с сего не стали бы склад опорожнять, разбрасываться, а, товарищ капитан?
К брустверу подползли Морковин и Ремизов. Морковин, очутившись на дне окопа, стал стягивать с ноги сапог. Встряхнул портянку, и из нее выпал осколок. На излете он пробил задник сапога, но ноги не тронул. Сержант удивленно подкинул на ладони иззубренную, похожую на клык сталь. Дым сносило к реке. В окопе светлело. И только сейчас по взбудораженным, взмокшим, с несошедшей бледностью лицам снайперов стало видно, чего стоило им сегодняшнее утро.
9
— Навоевался?
— За два дня?
— Все же докладывай, докладывай.
Алексей стал рассказывать Фещуку о том, что видел там, на переднем крае. Комбат играл с Замостиным в шахматы, но слушал внимательно. Когда же Осташко упомянул о власовских листовках, то коротким раздраженным тычком руки отодвинул доску.
— А, знакомая стерва! Ишь, где вынырнул!..
— Да ты ведь, кажется, на Волховском где-то рядом был, — неосторожно обронил Замостин, восстанавливая положение на доске. Но Фещук, сам же вспомнивший о своем знакомстве, неожиданно освирепел.