Ключи от Москвы. Как чай помог получить дворянство, из-за чего поссорились Капулетти и Монтекки старой Москвы, где искать особняк, скрывающий подводное царство

Трогать отделку особняка Екатерина не стала, как и следующий хозяин – сын известного кирпичного заводчика Федор Челноков. Он купил усадьбу в 1911 году и успел продать ее за месяц до Октябрьской революции богатым купцам Генч-Оглуевым, уже их особняк национализировали. Неизвестно, как сложилась бы история дома, если бы ему не выпал жребий стать музеем. Возможно, он достался бы некому ведомству, росписи замазали бы масляной краской. Или особняк отдали бы под посольство, тогда парадные комнаты закрыли бы для посетителей. К счастью, судьба дома сложилась удачно – и для самого особняка, и для нас, ведь мы можем телепортироваться в эпоху ампира по цене музейного билета. Вот это действительно повезло!

Дом Лопухиных: ул. Пречистенка, д. 11/8, стр. 1

История четвертая. Поливановская гимназия

По гимназии пополз слух: «Лев в гневе». Класс, испугавшись, замер, даже шепот затих. Вдруг дверь с треском распахнулась, будто сорвалась с петель, и влетел директор Лев Поливанов. Его львиная грива была похожа на змей горгоны – казалось, они вот-вот зашипят от негодования. «Иков, Иков! Не забывай, что здесь не кабак, а питейное заведение!» – закричал директор. Услышав такую оговорку, воспитанники, не выдержав, захохотали. Лев Поливанов, конечно, хотел сказать: «Учебное заведение». Засмеявшись, он выскочил из комнаты, а фраза превратилась в крылатую и выпорхнула из стен здания. Ее даже вспоминал Лёва Толстой, сын великого писателя, в то время выпускник гимназии. Но что натворил Иков?

Сам провинившийся, будущий литератор и меньшевик Владимир Иков, описал эту историю в мемуарах. Он учился в 90-х годах XIX века и признавался, что неизменно получал за поведение отметку «неудовлетворительно». Мальчика давно исключили бы из казенной гимназии, но в частной Поливановской смотрели сквозь пальцы на мелкие проступки – главное, чтобы воспитанник подходил к учебе с энтузиазмом. Однажды третьеклассник Владимир с приятелем удрали без разрешения старшего надзирателя на антресоли. Там размещались столовая для пансионеров, которые жили в гимназии, их дортуары – спальни – и две комнаты для младших классов. Они пустовали на большой перемене, когда детей отводили в общий зал на втором этаже.

Бегать по лестнице запрещали, однако двое ослушались – на антресолях они резвились и дурачились до упаду, по словам Владимира Икова. Потом его компаньон убежал, а Владимир уже в одиночку открыл краны: вода полилась на пол, просочилась через потолок и затопила директорский кабинет. Поднялась суматоха. Служащие носились с ведрами и тряпками, собирались ругать приятеля Владимира – ведь именно его застукали на лестнице, но Иков сознался, что устроил наводнение он. Тогда Лев Поливанов отчитал ученика афоризмом про питейное заведение. Хулигана оставили после уроков. Он сидел в общем зале, огромном и двусветном, с двумя рядами окон, от скуки разглядывая гимнастические снаряды, спрятанные за мраморными колоннами.

Этот величественный зал бывшей дворянской усадьбы открывал длинную анфиладу, где во времена гимназии оборудовали классы. Владимир Иков рассказывал, что они тянулись по одной линии, друг за другом. Рядом с залом находилась учительская, откуда за ним следил старший надзиратель, пока голодный нарушитель дисциплины томился на лавке, с тревогой на душе. Дома-то не похвалят! Подобное наказание – оставлять воспитанников в зале – считалось высшей мерой, которой подвергли и Владимира Икова. «Как выражался наш старенький француз: „Иков, ви будет сижу после кляс“. Сидеть „после кляс“ можно было час, два, три…» – объяснял он. Владимир Иков помнил только один случай, когда ученика отчислили за проступок. Тот несколько месяцев подделывал родительскую подпись в бальнике, или в дневнике, да так искусно, что даже отец принял ее за свою.