Волей и призрением божиим сталося, чего мы сами себе желали и о чем помышляли — чтоб нынешним часом могли через посланцев своих о добром здравии вашей царской вельможности проведать и низкий поклон свой отдать, но бог всемогущий даровал нам от твоего царского величества посланцев, хотя и не к нам, а к пану Киселю посланных по делам его, которых товарищи наши казаки, в дороге встретивши, к нам в войско доставили, с оными радостный случай представился нам твоей вельможности поведать про положение веры нашей древней греческой, за которую с давних времен, через вольности свои, кровью заслуженные, от королей давних данные, помираем и до сих времен от безбожных ариян [
Случай же представился нам и о том, ваше царское величество, объявить, что достоверная весть к нам дошла от князя Доминика Заславского, который к нам присылал о мире прося, и от пана Киселя, воеводы брацлавского, что доподлинно короля, пана нашего, смерть взяла, и так разумеем, что по причине тех же безбожных неприятелей его и наших, а потому земля ныне будто пуста. Желали бы есьмы себе самодержца государя такого в своей земле, как ваша царская вельможность, православный христианский царь, чая, дабы предвечное пророчество от Христа бога нашего свершилось, что все в руках его святой милости. Когда б на то была воля божья и споспешествование твое царское — сразу на панство то наступать, а мы со всем войском Запорожским услужить вашей царской вельможности готовы есьмы. Каковому есьмы с нижайшими услугами своими неколебимо отдаемся, а именно: буде ваша царская милость услышит, что паны-ляхи вновь захотят на нас наступать, тот же час наискорейше поспешай со своей стороны на них наступать, а мы их с божией помощью отсюда возьмем. И да сбудется с давних времен глаголанное пророчество! Каковому мы сами себя вручивши, к милостивым ногам вашего царского величества припадаем.
Дан из Черкасс 1648-го июня в день осьмой».
Прежде чем подписать, Богдан Хмельницкий внимательно перечитал все до последней строки и покачал головой:
— Когда уже из тебя, Зорка, бурсацкий дух выйдет? Словно бы и казацкий жупан ладно сидит...
Писарь покраснел: жупан висел на нем, как на палке.
— Не все же для тела, пане гетман, надо и для души.
— А за что же православные души должны страдать? Пускай бы уж одни католики.
Он обмакнул гусиное перо в чернильницу, занес руку над бумагой и в такой позе застыл. Тяжкие думы вереницей потянулись одна за другой. Отход от Белой Церкви назад к Черкассам вызвал у одних удивление, у других недовольство: надо, мол, воспользоваться безвластием и идти до самой Варшавы, пока поляки не опомнились после поражения. «А в тылу у себя оставить разбросанные по имениям панские хоругви? Пускай и дальше пьют кровь у посполитых? Тогда шляхте недолго опомниться. А опомнится — есть еще чем пополнить армию, хотя бы до ста тысяч. Татарская конница вернулась уже в Крым. Татары теперь сыты на добрых три-четыре месяца. Что же мы сделаем десятью полками без конницы? И не только конницы — нам еще много чего не хватает, чтобы выдержать упорную борьбу. А чтобы договориться с московским царем, на это нужно время: наши повстанцы и московских крепостных разохотят к бунту. Конечно, желание избавиться от такого союзника, как Польша, которая захватила Смоленск, должно перевесить надобность выполнять договор. Вот это письмо пускай и подскажет, кто может помочь в этом деле. А быть нам заодно и бог велел!» И Хмельницкий крупными буквами дописал:
«Вашему царскому величеству наинижайшие слуги, Богдан Хмельницкий, гетман с войском Запорожским».
Посла севского воеводы, что вез грамоту Киселю, перехватили под Киевом татары. Их не интересовало ни самое его появление, ни намерения, они видели в нем только ясырь. Посол был человек крепкого здоровья и большой силы, он перекалечил нескольких татар, но его все-таки связали и тащили уже в кош, когда навстречу случились казаки. Они сразу же по длинным волосам, расчесанным на прямой ряд, догадались, что в руки к татарам попал московит. Попранное гостеприимство глубоко их возмутило: