Клокотала Украина (с иллюстрациями)

— Басурманы вы проклятые, уже вам наших мало, что вы и московских людей хватаете! — закричали казаки. — Кыш, татарва поганая!

Татар было меньше, и они, поджав хвосты, отдали московита казакам. Он здесь же и открылся, что везет грамоту от севского воеводы пану Адаму Киселю. Препровожденный в Черкассы, в гетманскую канцелярию, он каждому теперь рассказывал, как казаки вызволили его от татар. То же он рассказал и Хмельницкому.

— А казаки тебе, вашмость, никакой обиды не чинили?

— Почто казаки будут московского человека обижать? — удивленно ответил посол. — Чай, все мы православные.

— Что говорят в народе?

— Молва и желание есть, пан гетман, чтобы всем нам быть вместе под царской высокою рукой.

— Для того надобно сначала сбросить шляхетское ярмо, а вот ваш путивльский воевода, пан Плещеев, помогать полякам собирался против нас, да не успел.

— Как говорится, «обещанного три года ждут», пан гетман! Не стал бы тогда воевода пропускать для твоего войска оружие и хлеб. Раз ты, гетман, отослал уже татар, царь московский может и не помогать Польше.

— Слышали мы, что в Москве чернь встает против бояр? Перекинулись восстания будто уже и на Курщину, Воронежчину, Тамбовщину...

— А ты, пан гетман, о помощи Польше говоришь, — с усмешкой сказал гонец. — Почто совать еще и пальцы в дверь, коли голове нездорово!

— Панов-ляхов много бежит в Московию?

— Казаки ваши, пан гетман, серчают, за одного укрытого шляхтича грозятся пять-шесть сел порубить. Попробовал было наш вотчинник одного спрятать, так за ним целый полк казаков пришел. Наш перепугался, выдал шляхтича, казаки тут же и порешили его. Теперь великий государь, царь московский, дал наказ воеводам — не пропускать ляхов из литовской земли. А вот севские к вашим казакам пристают и дерутся вместе. И много!

— Вижу, — сказал Хмельницкий сердечно, — разумеешь, боярин, почему взялись мы за сабли. Грамоты пану Киселю сами отошлем, а ты, боярин, возвращайся назад и повезешь одно послание к царю московскому, а другое — к своему воеводе Леонтьеву. А на словах скажи пану Замятне Федоровичу Леонтьеву, что мы ему доброго здоровья желаем и просим быть благосклонным приятелем войску Запорожскому и перед царем, его милостью Алексеем Михайловичем, чтобы милостивым заступником быть изволил, дабы про нас, слуг своих, ведал. А мы, как издавна предки наши войска Запорожского, царю, его милости, всяческое добродеяние чинили и ныне на том стоим!

После беседы с послом Хмельницкий убедился, что правительство московское если не ратными людьми, то оружием, порохом, пулями и хлебом будет помогать. А это означало уже, что можно готовить послов к царю московскому. Но пока переговоры достигнут желанного конца, Польша может обрушиться на Украину всей своей мощью, снова залить ее кровью. Надо было во что бы то ни стало это предотвратить.

На другой день гетман Хмельницкий созвал войсковую раду. Как раз случился здесь и Максим Кривонос. Он первый и слово молвил:

— Пане гетман, панове старшины, я сейчас расскажу вам одну историю. Было это в Ясногородке на Киевщине. После Корсунской битвы ясногородцы напали на имение шляхтича Писляка. Писляка убили, а имение погромили, но в соседнем селе мелкая шляхта объединилась и напала на ясногородцев. Ясногородский войт Гапон, кузнец Овдий и мельник Хома, увидев, что от поляков милости не жди, собрали из ясногородцев отряд, но поляки все-таки загнали их в болото и держали там, пока большую часть их не поглотила трясина. Паны уже радовались победе, как налетели татары и стали хватать ясырь, не глядя, кто католик, кто православный. Хорошо, что подоспели казаки и побили татар и шляхту вместе. Вот так-то, панове, сейчас и по всей Украине: точно свет перевернулся, и гудит, и кипит, аж земля вокруг стонет. Не один католик потерял голову. Народ подымается и в Галичине, и в Белоруссии, и в Литве, а полковник Тыша подымает села даже под самой Варшавой.

Надо продолжать наступать, пане гетман, панове старшины. Вы горюете о союзниках. Нет надежней союзника, нежели свой народ! Говорю вам, не мешкайте!

— Уж тогда Польша, верно, уравняет украинскую старшину со шляхтой! — крикнул полковник по прозванию Гладкий, прибывший в лагерь несколько дней назад. — А нам ничего больше и не надо.

— Так иди, пане полковник, служить Конецпольскому, — сердито бросил Кривонос, — может, он сделает тебя конюшим.

— Надо выждать, какого короля подсунет шляхта, — сказал Сомко. — Будет твердой воли, может, и шляхту обуздает, а тогда и нам будет легче.

— Никакому королю, хоть бы он с неба свалился, ничего не сделать. Владислав Четвертый, когда только сел на престол, утвердил казацкие права, но польская шляхта заставила их уничтожить. Хотел он помирить кальвинистов с католиками, но шляхта заставила гнать еретиков. Он хотел идти против врагов христианства — его заставили повернуть оружие против казаков.

— Ну не такой уж и Владислав хороший был!