Клуб алкогольных напитков

— Не будь столь безжалостной, Ром, — взмолился Коньяк. — Ладно, Красное Вино — заноза в любой заднице, ну а ее сестра? Я, в конце концов? Что мы тебе сделали? Я же оплатил нашу поездку.

Ром смотрела будто сквозь мужчину. Ей и вправду было не до его слез. И эти семейные драмы ее угнетали. Но возвращаясь в реальность, она понимала, что он прав. Не стоило это путешествие кровопролития. Только с этим ей не хватало иметь дела.

— Хорошо. Мы сделаем остановку в Кадисе57. Попрошу ребят по-быстрому и тихо перекинуть товары по суше туда, хоть это и займет лишнее время. Но при одном условии, — и Ром на долю секунды замолчала. — У меня возникли терки с рыжей сучкой. Мне нужно чтобы твой тощий зад подсобил мне с ней. Уяснил?

Коньяк кивнул. Сейчас бы он кивнул бы любому ее предложению, если бы только это вывело их из Европы по-тихому.

А тем временем Шампанское все продолжала плакать в трубку, говорить и просить прощения, пока не поняла, что уже давно ей никто не отвечает. Ее накрыло то самое чувство, от которого она всю жизнь бежала: никчемность, комплексы неполноценности, отчаяние и просто пустота.

И так пролежав, и проплакав в подушку полдня, к вечеру она одела самое красивое платье, что было у нее в шкафу, ярко накрасилась и сделала то, что делала всегда: ушла в разгул. Пьяные и счастливые люди с вечеринок были всегда ее утешительным спасательным кругом. Играя навязанную обществом роль, она была весела и очаровательна. Ей приклонялись, ее там любили. И за всей этой мишурой, жизнь Шампанской казалось не такой темной, как была. Там она была нужной. Проплывая среди богемного общества из клуба в клуб, она травилась дымом и разговорами о моде, о мужчинах. Главное — не проснуться в одиночестве. Главное — оставаться здесь и тогда, возможно, она спасется. Но…

Вы когда-нибудь просыпались в психиатрической больнице? Надеюсь, что нет. Не скажу, что это адское место, но неизвестность всего происходящего вокруг весьма пугает.

Едва Шампанское пришла в себя, то не сразу смогла открыть глаза из-за яркости солнечных лучей, что пробивались через решетчатые огромные окна и при этом отражались от белых простыней (хотя сложно их на самом деле назвать белыми, скорее серо-выцветшими), светлого линолеума на полу и людей в больничных одеяниях в некогда имевшие всевозможные цвета, но в настоящий момент об этом говорили лишь складки на изнанке. Даже лица самих пациентов были бледными, будто не видавшие солнца от жизни в подземелье.

Но вот наконец-то девушка начала ясно видеть. Вокруг нее ходили другие женщины и все были странными. Кто-то просто ходил кругами, другая что-то кому-то пыталась доказать, при этом оппонента не было рядом. Одна смеялась, но была и та, что плакала (правильнее будет сказать скулила) в углу.

«Что я здесь делаю?» — не исключено, что окажись вы в этом месте тоже задались бы этим вопросом. Большинство пациентов таких учреждений не понимают, в чем их проблема, ведь они такие же как мы, но живут с своем мире, видят кого-то. Это их реальность, просто для нормальности это не свойственные качества, в связи с чем их пытаются вылечить. Никто не думает о том, что возможно у нас не одна явь, а существует несколько наложенных измерений и кому-то можно сказать повезло приподнять завесу и заглянуть туда. Ведь среди обычных людей могут жить множество других — тех, кого мы не видим, а они нас в свою очередь, но, если смешать эти два мира, получается бардак в голове.

Ах, что-то я забежал вперед, дамы и господа, так вернемся же к Шампанскому, которая в первую минуту прозрения, лежит, сжавшись под одеялом и лицезреет с ужасом в глазах на людей вокруг.

— Мисс, — обращается в один момент к ней медсестра, — я рада, что вы проснулись. Вам надо встать и сходить в туалет. Давайте я вам помогу, — и бережно берет ее за руку.

— Я в сумасшедшем доме, — дергаясь от своих же слов, сообщает блондинка.

— Да, так оно и есть, милочка, — медсестра была афроамериканкой, упитанной, но очень доброй, судя по голосу и манере говорить. Будто она заведомо здесь всех жалеет.

— Почему? Что случилось? Зачем? — град нескончаемых вопросов лился рекой.

— Видимо Вы ничего не помните. Мистер Харрисон Вам бы объяснил по лучше, но он уехал по делам, — она знала, что не следует разговаривать о диагнозах и обо всем с этим связанным с больными, но, как всегда, не сдержалась, — Вы спрыгнули с 8 этажа, прямо во время вечеринки.

— Что? — только и смогла вымолвить девушка.

— Сначала в больнице посчитали это несчастным случаям, пока Вы не начали кричать дать Вам нож.

Блондинка молчала, она всеми силами пыталась вспомнить этот момент, но все было безрезультатно. Ее мозг будто почистили, оставив лишь эту пресную белоснежную пустоту.

Шампанское зашаталось и чуть было не упала, но медсестра ловко ее подхватила со словами «Эй, куда это Вы?»

«Этого не может быть» в миллионный раз говорила себе под нос Шампанское, шугаясь ото всех вокруг. Это не может быть правдой. Единственным ее спасением было дождаться доктора, как его там, ах да Харрисона и сказать, что с ней все в порядке, она не собирается умирать.