Клуб Дюма, или Тень Ришелье

— Ришелье много чем увлекался, — пояснил я. — Он не только успел превратить Францию в великую державу, но и находил время на другое: коллекционировал картины, ковры, фарфор и скульптуру. К тому же он был серьезным библиофилом. Любил переплетать свои книги в телячью кожу и красный сафьян.

— С серебряным гербом на красном фоне. — Корсо снова сделал нетерпеливый жест; это были второстепенные детали, а он не привык тратить время впустую. — Существует каталог Ришелье, очень известный.

— Каталог грешит неполнотой, ведь книги в коллекции Ришелье менялись: часть их теперь хранится в Национальной библиотеке Франции, или в библиотеке дворца Мазарини, или в Сорбонне, остальные попали в частные руки. У него были манускрипты на древнееврейском и сирийском, труды по математике, медицине, теологии, праву и истории… И вы угадали: ученых больше всего удивило, когда они обнаружили там немало древних текстов по оккультным наукам, от каббалы до черной магии.

Корсо сглотнул слюну и уставился мне прямо в глаза. Казалось, он напрягся, как тетива лука перед выстрелом.

— А вы не припомните конкретных названий?

Я помотал головой — его упорство меня заинтриговало и озадачило. Девушка продолжала с интересом следить за нашим диалогом, но теперь внимание ее было приковано явно не ко мне.

— Я ведь занимался Ришелье лишь как героем приключенческого романа, — сказал я в свое оправдание, — поэтому копал не очень глубоко.

— А Дюма?.. Он тоже увлекался оккультизмом?

Тут я резко возразил:

— Нет. Дюма любил жизнь и все делал при ярком дневном свете, чем одни восхищались, а другие возмущались. Правда, он был слегка суеверным: верил в сглаз, носил амулет на цепочке от часов и хаживал к гадалке — мадам Дебароль. Но я никогда бы не поверил, что он занимался черной магией, запершись в чулане. Он даже не был масоном, хотя и признался в обратном в «Веке Людовика XV»… Он погряз в долгах, его осаждали кредиторы и издатели, так что времени на подобную ерунду у него не оставалось. Возможно, творя своих героев, он изучал и эту тему, но всегда поверхностно. Я пришел к такому выводу: описывая масонские обряды в «Джузеппе Бальзамо» и «Могиканах Парижа», он черпал сведения непосредственно из «Причудливой истории франкмасонства» Клавеля.

— А Ада Менкен?

Я с уважением посмотрел на Корсо. Такой вопрос мог задать только специалист.

— Это другое дело. Ада Айзекс Менкен, его последняя любовница, была американской актрисой. Во время Всемирной выставки 1867 года Дюма присутствовал на представлении «Пираты саванны» и обратил внимание на красивую девушку, которая носилась по сцене верхом на коне. После представления девушка подошла к нему, обняла и заявила, что читала все его книги и готова хоть сейчас отправиться с ним в постель. Старому Дюма, чтобы увлечься женщиной, хватило бы и меньшего, так что порыв ее он принял. Она выдавала себя за жену миллионера, любовницу какого-то короля, генеральшу из какой-то республики… На самом деле она была португальской еврейкой, родилась в Америке, слыла любовницей странного субъекта — не то сутенера, не то боксера. Связь Менкен с Дюма обернулась громким скандалом, потому что наезднице нравилось фотографироваться в полуобнаженном виде… Она часто бывала в доме 107 по улице Малерб — последнем прибежище Дюма в Париже… Она умерла от перитонита — после падения с лошади, в тридцать один год.

— Она занималась черной магией?

— По слухам, да. Ей нравились необычные ритуалы, нравилось надевать тунику, жечь ладан и приносить жертвы владыке преисподней… Иногда она говорила, что одержима Сатаной, и подробно все описывала — сегодня такие откровения мы назвали бы порнографией. Я уверен, что старый Дюма не верил ни одному ее слову, но подобные спектакли его, разумеется, очень развлекали. Думаю, когда в Менкен вселялся дьявол, в постели она была особенно пылкой.

Раздался дружный смех. Даже я слегка улыбнулся собственной шутке. Серьезность сохраняли только Корсо и та девушка. Она задумчиво глядела на него светлыми глазами, а охотник за книгами кивал головой в такт моим словам, но вид у него теперь был рассеянный, отсутствующий. Он смотрел через окно в сторону бульваров, и казалось: в темноте, в бесшумном мелькании автомобильных фар, отражавшихся в его очках, он ищет какое-то забытое слово, ключ, способный превратить все истории, парившие вокруг, в один-единственный сюжет. Да, все эти истории — сухие мертвые листья в черных потоках времени.

И опять мне пора отойти в сторону, отказавшись от роли вездесущего и всезнающего рассказчика, которому ведомо почти все о приключениях Лукаса Корсо. Ведь повествование наше о трагических событиях, которым пока еще только предстоит случиться, будет выстроено в том порядке, в каком описал их много позже охотник за книгами. Так что теперь мы подступаем к моменту, когда Корсо возвращался домой и, войдя в подъезд, заметил, что привратник успел подмести холл и уже готовился запереть свою каморку.

— А к вам нынче приходили чинить телевизор, — сообщил тот, выходя из мусорного отсека.