Клуб царских жен

Царь коснулся рукой своего лица. Раздался тихий щелчок, и в его отведенной ладони осталось что-то прозрачное.

– Ого, – удивленно выдохнула я, вглядываясь в нереальное, идеализированное, будто созданное на компьютере для какой-то пафосной он-лайн игры лицо. – Что это?

– Дыхательная маска. Я не могу долго дышать местным воздухом.

– Зачем же сняли?

– Потому что это честно. Так кто научил тебя…

Слабость победила. Я едва расслышала последние слова и даже попыталась ответить:

– Жизнь научила…

Мой собственный шепот растворился в глухой и слепой тьме, переполнившей сознание. Темнота, и больше ничего.

Хоуп

Абашева лежала в доме. Хоуп вопросительно кивнула старику Ише, спрашивая позволение повидать ее. Тот разрешил, молча указал на дверь – проходите…

В небольшой комнатке было светло и чисто. Посреди пола на плетеной циновке спал Бонго. Две кровати стояли у стен. На той, что справа, лежала укутанная одеялом Алсу. Она не двигалась. Неестественно бледное лицо выглядело слишком нездоровым и почти детским.

– Алсу, – шепотом позвала Хоуп, с облегчением отметив, как дернулись от звука темные ресницы спящей девушки. – Привет. Ты как тут?

– Нормально…

Ну, конечно – «нормально». Что еще можно ожидать от Абашевой, которая под страхом смерти ни признает собственной слабости.

– Ходить можешь?

– Могу.

Заметив недоверие Хоуп, она попыталась встать на ноги, но землячка остановила ее:

– Да лежи ты, уже. Не вскакивай.

Алсу тут же присмирела, а потом, окинув взглядом лица гостей, на полном серьезе заявила:

– Слушай, Хоуп, научи меня думать, а?

– Чего? Думать?

Хоуп вопросительно взглянула на Белого, который только руками развел.

– Ты у нас мозговитая, Надюх. Голова у тебя варит, – взглянув на грустное, измученное лиц Абашевой он тут же добавил обнадеживающе, – у тебя, мелкая, голова тоже хорошая… крепкая – двери вышибать можно.

– Я не мелкая, – сердито буркнула в ответ Абашева. – А насчет головы та прав. Не могу я своим отшибленным мозгом понять, что тут вообще происходит. Не могу. Может, я что-то неправильно делаю, а?

– А ты сама подумай, – не выдержав душеизлияний, которые почему-то сочла за кокетство, Хоуп сердито отчитала лежащую перед ней девушку. – Что ты, Абашева, все геройствуешь? Все мужика из себя корчишь? Докорчилась? Валяешься теперь тут… Жалко мне, что мозги на двоих не делятся. Стань уже наконец нормальной девкой. Нормальной! Носи брюлики, блин, выйди замуж, детей нарожай…

Хоуп даже задохнулась от гневной тирады. Давно она не давала волю эмоциям настолько, но упрямая Абашева выбесила, достала своими выходками, своим тупым упорством, постоянным желанием быть не такой как все, лезть куда-то, драться, колечиться… Хоуп никогда бы не призналась, что волнуется за нее, переживает. Поэтому она сурово взглянула на Абашеву, которая тут же пробурчала с привычным упрямством:

– Я такая, какая есть. Другой не стану.

– Брось ты это дело, Надюх, – неожиданно поддержал Алсу Белый. – Мелкая – кремень. Знаешь, из щенка питбуля всегда вырастает питбуль, хоть ряди его в банты, хоть нет.

– Спасибо, Белый, – Абашева благодарно улыбнулась ему, – только я не питбуль. Я дворняга, которая навсегда останется дворнягой. Я не такая, как ты, Надь. Не такая умная, не такая успешная, я не смыслю в моде и драгоценностях, не умею думать на много шагов вперед, я совершенно не способна соблазнять парней и вообще…

Выслушав это честное признание, Хоуп улыбнулась грустно, а потом заявила искренне, без тени недовольства, иронии или двусмысленности:

– Дура, ты, Абашева. Я ведь не свою копию из тебя сделать хочу. Наоборот, – она понизила голос до шепота. – Просто, ты уникальная: долбанутая на всю голову, неадекватная идеалистка, но уникальная, понимаешь? И такие как ты, должны оставлять потомков… Так тебе понятно? Ты, как редкое животное, которое во что бы то ни стало надо сохранить, развести породу, ясно? – она взглянула на Алсу с такой фанатичной яростью, что той стало страшно и смешно одновременно. – Поэтому, Абашева, тебе, черт возьми, придется быть женщиной, иначе никак…

Алсу

Ну и разговорчик вышел! А последнее светловское признание меня разве что до слез ни растрогало. Она что, и впрямь решила обо мне заботиться? Это ми-ми-ми, как мило. Светлова, я тебя тоже люблю! И тебя Белый! Как же классно, что вы у меня есть? Я, сморщив нос, улыбнулась в потолок…

Когда они ушли, я попыталась вздремнуть. Оказалось, что притворяться здоровой не так-то легко. В итоге вырубилась и проспала до следующего утра. Когда проснулась, солнце било в окно.

У окна на стуле сидел Эйб и плел что-то из сухой травы. Похоже, он сидел рядом со мной давно. Это было странно. По ногам пробежал холодок. Я скосила глаза, убеждаясь, что одеяло откинуто, и мое больное бедро полностью открыто взгляду парня.

– Ты чего тут сидишь? – догадываясь о причинах эйбова присутствия, поинтересовалась на всякий случай.

– Как нога? – ответил он вопросом на вопрос.

– Да ничего вроде. Маду ее сразу вылечил.

– Ага, – сухо согласился Эйб. – Снаружи, а внутри остался яд. Так лечить надо постоянно.

– Яд? – я вопросительно взглянула на соседа.