Клубничный Яд

Я умру прежде, чем выйду за этого мерзавца. Я ненавижу своего отца. И я ненавижу мать за то, что она позволяет этому случиться. Я ненавижу всю свою семью!

Я уже сбегала однажды, смогу и снова. Только надеюсь, что у меня будет шанс сделать это до того, как мне действительно придется выйти за Дьявола.

Я уверена, найдутся люди, которые посмотрят, как я уплетаю мамину сфольятеллу²³, и спросят, как я могу быть такой спокойной после всего, что случилось. Но правда в том, что это почти так же хорошо, как секс. Ну ладно, это почти так же хорошо, как любой секс, который у меня когда-либо был. И, наверное, почти так же круто, как офигенный, сногсшибательный трах. Не то чтобы у меня был какой-то опыт в этой области.

Так что пока что мамина сфольятелла — это мой максимум.

Хрустящие слои слоеного теста удерживают сладкую рикотту, будто жертвуя собой, чтобы защитить ее. Ароматы ванили и корицы танцуют с посыпанной сверху сахарной пудрой, заставляя мои веки сомкнуться. Я проглатываю кусочек, затем запиваю его глотком капучино, и, о боже, это — оргазм.

Лучше, чем жить на бутербродах с арахисовым маслом, джемом и попкорне.

Я всё еще планирую вырваться из этого дурдома, говорю я себе, накладывая в рот еще одну большую ложку кремовой рикотты. Но прямо сейчас, зачем морить себя голодом? К тому же я больше никогда так не поем.

— Вот это да…

Я поднимаю голову, улыбаясь звуку его голоса. Подняв тканевую салфетку с колен к губам, я провожу ею по рту, затем неторопливо пью капучино.

— Собираешься подойти и обнять свою любимую кузину или так и будешь пялиться мне в спину всё утро? — говорю я между глотками.

Поворачиваясь на барном стуле в тот момент, когда слышу шаги Джино за спиной, я раскрываю объятия, когда его большие руки обхватывают мою талию и притягивают к себе. Он поднимает меня со стула и кружит, заставляя искренне рассмеяться.

— Бьянка Колетта Росси, я зол на тебя, — говорит он, ставя меня на пол и отодвигая меня за плечи, чтобы лучше рассмотреть.

Прошло всего два года, но зрелость изменила его лицо. Там, где раньше были пухлые щеки, теперь появились четкие линии. Когда я уехала, он всё еще был подростком, красивым, но незрелым. Теперь я вижу, что на меня смотрит мужчина.

— Джино… — я тянусь руками вверх, прижимая ладонь к его щеке. — Посмотри на себя.

Его темно-карие глаза за красивыми густыми ресницами подмигивают мне в ответ. Оливковая кожа и крепкое, словно мрамор, тело возвышается надо мной.

— Да, я повзрослел, кузина. Где, черт побери, ты была?

Я опускаю руку и качаю головой.

— Ты бы не понял.

— Ты ушла, потому что Альдо выдает тебя замуж за Лоренцо Моретти. Я всё понимаю. Ты знаешь, я бы никогда — мы все, и твой папа в том числе — никогда не позволили бы случиться чему-то плохому с тобой.

— Выдать меня за Лоренцо — это и есть что-то плохое, Джино. Он монстр, — я держу при себе то, что он сказал мне прошлой ночью. Это не имеет значения, потому что я не собираюсь выходить за него замуж.

Губы Джино кривятся в ухмылке.

— Мы все монстры, Би. Это Cosa Nostra. Это наша жизнь.

Я закатываю глаза, упирая руки в бока.

— Да-да-да. Ну, я не выбирала эту жизнь и не должна ее принимать.

Джино поднимает брови и качает головой.

— Ты всегда была бунтаркой, Би, — он смеется, затем поднимает руку, чтобы почесать затылок. Его пиджак приподнимается, и рукоять его пистолета становится видна невооруженным взглядом.

Грусть проникает в мои внутренности. Когда-то давно я помогала тете Джиане менять ему подгузники, а теперь он работает на моего отца. Он рискует жизнью ради Cosa Nostra, потому что у него, как и у меня, не было выбора. Это жизнь, в которую мы пришли по праву рождения. Разница между нами лишь в том, что он не задается вопросами. Ему, наверное, всё нравится, потому что он романтизирует такую жизнь и считает крутым существованием.

Я же нет. Для меня это хуже тюрьмы.

— А что ты тут вообще делаешь? — спрашиваю я, подавляя нарастающее отвращение к отцу.

— У Альдо есть кое-какие дела в доме. Мэтти и Лео в задней комнате… Тебе стоит зайти и поздороваться с ними.

Я выдавливаю улыбку. Будет только труднее уйти, если я увижу свою семью. Они всегда были добры ко мне. Особенно мои кузены. Всегда защищали, всегда любили и были верны. Конечно, теперь преданность моему отцу течет в их венах. Я никогда не смогу по-настоящему сблизиться с ними. Уже нет.

— Может, позже. Я пойду наверх, приму душ.

— Как скажешь, — он подходит ближе, обнимает меня за плечо и целует в висок. — Всё будет хорошо. Мы рядом с тобой, кузина.

— Да. Конечно. Рада тебя видеть, Джино.

Я выхожу из кухни, быстро направляясь к лестнице. Слезы наворачиваются на глаза, размывая зрение. Если повезет, Джино будет жив, чтобы отпраздновать свое тридцатилетие. И если это случится, меня не будет рядом, чтобы разделить этот день с ним. Печаль оседает в моих костях с каждым шагом к моей комнате — единственному месту, где я чувствую себя хоть немного в безопасности в этом доме.