Вчера ночью, когда в доме стало тихо, я перерыла маленькую комнату в подвале, пытаясь найти что-нибудь, что можно использовать, чтобы освободиться. Всё, что я нашла, это стопка журналов и несколько презервативов в ящике тумбочки. Я нашла старую одежду, несколько запасных одеял и подушку в шкафу. И тогда я увидела надписи, вырезанные на стене шкафа. Я почти их пропустила, и, если бы не упала на колени, чувствуя себя более безнадежной, чем когда-либо прежде, я бы их не заметила. Я убрала стопку одеял и подушек, чтобы лучше рассмотреть, затем полностью открыла дверь шкафа, чтобы в него попал свет. Там, на стене шкафа, были вырезаны несколько десятков зарубок и слова: «
— Комната в подвале… — после того как я вытерла руки, я отодвинулась назад на кровати и прислонилась к стене. — Я нашла надпись в шкафу.
Монета остановилась. Мышцы Килла напряглись. Это было почти незаметно, но я увидела, как вздулась вена на его шее.
Я знаю, что не должна, но продолжаю:
— Это выглядело как детский почерк. Шон воспитывал тебя в этом доме? Для чего эти зарубки? Я полагаю, что ты — К.Б…
Его губы приоткрылись, монета застряла между двумя костяшками, а лицо застыло в жестком выражении.
— На сегодня достаточно разговоров, — он убирает монету в карман и встает.
— Подожди… — я в панике подвигаюсь к краю кровати, но он уже стоит у двери. — Килл, пожалуйста, не оставляй меня здесь одну до завтра. Я обещаю, что не выдам тебя.
— Ты не можешь уйти, Бьянка, — его тон сух и резок.
— Килл…
— Хватит! — кричит он, заставляя меня вздрогнуть. — Не ищи во мне что-то
Я поднимаю подбородок, не отвечая, вцепившись в свою гордость, как в спасательный круг.
— Я бы трахнул тебя, жестко, потому что вижу, как ты этого хочешь. А потом я бы ушел, не дав тебе даже времени привести себя в порядок, потому что мне
Он отпускает мое горло и выпрямляется, вставая в полную, внушительную высоту, смотря на меня сверху вниз, как на что-то ненужное. Я сглатываю комок в горле, пообещав себе не показывать ему своего гнева. Он залезает в карман и вытаскивает ожерелье,
Затем он с презрением бросает его мне на колени.
— Вот. Я больше не хочу эту дрянь в своем кармане.
Я закрываю глаза, не уверенная, хочу ли, чтобы Килл ушел, когда я их открою, или чтобы он извинился за ужасные вещи, которые сказал. Щелчок двери заставляет мои веки распахнуться. Мои нетерпеливые глаза мечутся от стены к стене, осматривая комнату, но его уже нет.
Он снова оставил меня одну.
Я сглатываю гнев и игнорирую отторжение, жалящее меня, как иглы.
Желание перекинуть Рыжую через колено и с размаху опускать свою ладонь на ее голую задницу, пока кожа не станет красной и в синяках, разжигает пламя в моих венах.
Она чертовски дерзкая и знает слишком много.
В последний раз, когда я был
Шаг за шагом я взбегаю по лестнице, пытаясь глубоко вдохнуть, чтобы успокоить бурю, назревающую внутри. Но тьма,
Одна простая фраза, которая оправдывает мое желание выплеснуть на Рыжую всю злость. Она этого не заслужила, я знаю.
Но мне плевать. Она поняла, что имеет надо мной преимущество, и надавила. Люди, которые надавливают на меня, обычно встречают мой клинок.
Теперь, пустота в моем кармане, оставшаяся вместо маленького ожерелья из розового золота, словно маяк, призывающий необузданные чувства. Я привязался к нему. Его хрупкость, прижимающаяся к грубой плотности моей монеты, казалась мне успокаивающей. Как будто в этой вселенной есть вещи, которые, несмотря на их парадоксальные качества, рождены, чтобы существовать друг для друга. Какими бы ненатуральными они ни казались вместе.
Как мы с ней, наверное. Две стороны одной монеты. Рожденные в одних и тех же обстоятельствах, но один сдался и остался, а другой сбежал. Созданы друг для друга, но под запретом.
Войдя на кухню за стаканом воды, я слышу, как открывается и закрывается входная дверь, сопровождаемая смехом и болтовней Хулиганов.